Читаем Исаакские саги полностью

Парень допел. Повернулся и, по-прежнему, не глядя на слушателей и зрителей, поднял шапку, сгреб, что в ней было, сунул в карман и, продолжая показно пренебрегать обществом, крупно, пожалуй, даже гневно, зашагал прочь, закинув гитару на шнурке за спину, а кепку надвинув на лоб по самые брови.

Шура восхищенно провожала глазами уходящую реальность, то не мираж, пока еще общих с Гавриком, целей. Так и могла пойти за ним следом, словно лемминг в толпе себе подобных, за чаровавшим толпу грызунов, музыкантом. Так порой в молодости и уходят. Но то ли век наш шибко прагматичен, то ли Шура не достаточно романтична, или парень не допел до ее нутряных, способных ответить, струн; но она быстро отошла от прельстительных чар пристенного Ланселота и медленно двинулась по изначальному маршруту. Однако с Гавриком еще не разговаривала. Молча пошла, а он, видно, брюхом почувствовав сложность и опасность момента, тоже двинулся за ней, не открывая рта для пустых звуков. То, что нашло, должно пройти само. Время само все расставит. Главное, не обогнать время.

Недолгое время понадобилось. У них времени впереди еще много, но в юности его почему-то торопят, и катится оно медленно… У зрелых да старых времени остается все меньше и меньше, каждое событие более цепко застревает своей следовой реакцией. Дети торопят — время катится медленно. Старики задерживают, но несется время так, что оторопь берет.

Кирилл их встретил справедливыми упреками.

— Сказали, через десять минут, а сами…

— Нам мужик попался. Недалеко от тебя. Хорошо…

— Да, что там хорошо!.. — ажитировано перебила Шура. — Знаешь! Парень! Так стоит! Ни на кого не глядит! Бьет по гитаре, в стену, в стену… До нас и дела нет… Поет! Смелый такой! Ну!

— Ладно вам! Мужик поет. Ну, пошли? Мне дома наговорили: чтоб не забыли про весну, про занятия и экзамены…

— А я удрал. Мои не успели.

Ребята дружно посмеялись над бедами родителей и тронулись к следующей цели.

Шура шла чуть впереди, а следом оба верных её шлейфоносца. Ох, это прекрасное юношеское девичье лидерство. Она ими командует, помыкает, клички дает, да и жизненные их концепции создает порой. Чаще девичье влияние на юношей положительно и действует облагораживающе. Точнее, наверное, девичье влияние катализатор существования и усиливает требования среды, так сказать, обитания. Дворовая девчонка усиливает влияние двора. В подростках интеллигентной компании, присущие окружению качества тоже стимулируются вначале девочками. Так было, что интеллигентные девочки своим стремлением к раздумью, даже порой поверхностным, показным, вычитанным из книжек, а то и неискренним, все ж понуждают своих шлейфоносцев к чтению, музыке, искусству. В конце концов, все равно, проявится тот генетический рисунок, что был в неизвестных недрах записан природой или Господом Богом.

Пошли дальше. Вскоре между ними разгорелся спор о преимуществе той или иной системы «тачек», как они свысока и по домашнему называли компьютеры. Тут уж все три участника проявили завидную и равную эрудицию, да такой при этом подняли ор, что непосвященный прохожий мог бы заподозрить ссору, предвещающую бой. Да и не понял бы сверстник автора половины тех слов, что разлетались в стороны от буйно дискутирующих. То были не только новые термины, но и новый жаргон и новое отношение к обсуждаемому неживому предмету. Впрочем, для спорящих, похоже, «тачки» были существами вполне одушевленными. Когда они называли компьютерные языки и еще какие-то, по-видимому, достаточно приличные слова, не жаргонные, но из их новой грамотности, новой рождающейся культуры, — неуч современного уровня, разумеется, мог принять эти звуки и за эдакий мат новояза нынешней странной молодежи.

Спор остановил их, якобы целенаправленное продвижение по улице. А спор их, в свою очередь, остановлен был толпой, втекающей в улицу из соседней.

Не знаю, нужно ли называть организованное движение толпой? Шли колонной, шли в определённом направлении, несли лозунги — строго говоря, то была не толпа, то была демонстрация. Собственно, многое зависит от лиц, составляющее эдакое людское скопление. Иной раз взглянешь на лица, на мимику их, отношение к соседям, жесты… — толпа. Толпа! да и страшная… А иной раз все не так. И лица, и улыбки, старание не очень помешать соседу, держаться подальше от впереди идущего, чтоб не часто наступать на ноги передних… И нет чувства опасности при взгляде на скопище людей. Впрочем, может, все и не так. Это просто ощущения автора.

Демонстранты шли по середине улицы. Лозунги были привычные: и о шестой статье, и о репрессиях, и о президенте, и о демократии и о будущем вообще. И все ж, единодушие в лицах, однонастроенность, возбужденность давали основания человеку, не захваченному общей эмоцией, заполняющей воздух вокруг, назвать это собрание людей, толпой. Какие бы благородные чувства не владели, но одновременно, столь явное единодушное стремление к одной цели, на первое определяющее место зачастую выводит качества толпы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза