Исаакские саги

Но уже тогда по выходным дням Лиля с семьёй начала выходить на оздоровительные походы на лыжах. Оздоровление очень поощрялось партией и правительством. Лекарства новые, больницы получше, новые аппараты, инструменты, нитки-иголки — это всё денег стоит, А оздоравливающая отрасль их забот всем не так уж и обязательна. Главным же, что делают погоду в стране, можно и из-за границы привезти, и больницы получше выстроить и питание, не очень здоровью мешающее, можно и вырастить и приготовить. Но лишь, для некоторого количества людей необходимых их обществу, строящему нечто, называвшегося ими коммунизмом. Это государству было по силам. К тому же тяжёлых больных, на которых уходит много сил и денег, на фронт строителей светлого будущего не возьмёшь — они становятся лишь нахлебниками государства, балластом. Стало быть, остальных на лыжи, стадионы, катки. Это и выгодно с разных сторон. Спорт, физкультура, полезность, якобы, как говорилось ещё древними: «Conditio sine qua non», — то есть условия необходимые. И просто — и народ увлечен и отвлечен. Отвлечён! — это же наглядно. Стоит только посмотреть на лица болельщиков во время действа. Особенно это заметно при наблюдении за любителями бокса. Классное отвлечение! Увидев, услышав, и главное, прочитав, интеллигенция с энтузиазмом восприняло это увлечение и отвлечение. Кстати, эту полезность не только коммунисты разглядели. Не только коммунисты учились у капиталистов, но и те у тоталитаризма многое подхватили. Главное, — объяснить пользу силы мышц. А уж, что они первее головы, так то и сами — кто надумает, да ещё и обоснует, как надо, а кто и просто согласится. И создали комплекс у интеллигента, будто надо ему догонять тех, что работают руками больше, чем головой. Ибо они, «трудящие конечностями и торсом» и есть соль земли. Комплекс неполноценности интеллигента, а те уж придумали и разработали комплексы поддержания и укрепления… ну и так далее.

По выходным зимой семья встает на лыжи. Весной, летом — байдарки, рюкзаки и в походы. Это как бы компенсирует тягу к искусству, литературе, науке. Настоящие отличники свой комплекс неполноценности корригируют надуманными комплексами существования.

Лиля! Всё так красиво. Ему всё в ней нравится. И костюм лыжный, который уже через несколько лет более близкого прикосновения к другим странам, покажется нам убогим. И русые волосы мелкими полуволнами, выбивающиеся из-под шапочки. И прямые ноги, скрывающие красоту свою брюками. Но Борис знает, он домысливает, что сейчас не видит. И улыбка мягкая, привлекающая и следом смех, как следующий этап призыва, поскольку только улыбки, видно, не хватает. Но смех-то меньше, чем улыбка, определяет человека. И глаза её поблескивают и, пожалуй, призывают его присоединиться. Но у Бори идеи — он не подается и на лыжи не становится. Он тогда считал, что очень важно быть принципиальным, что порой оказывалось упрямством; а когда говорилось «из принципа», если подумать, чаще оказывалось «назло». И Лилина семья в полном составе — отец, мать, сестра и она — уходит в снега. Он у дома на асфальте, или в доме, так сказать, на посту.

А к тому моменту, когда они придут домой, как было условлено, он опять прибежит. А чтоб не пропустить их возвращения, он издали наблюдает за домом. Всё должно быть соблюдено. У них после прекрасных зимних упражнений разыгрывается аппетит. Папа ещё и рюмочку берёт, но ни дочерям, ни Боре не предлагает. В то время в интеллигентных семьях считали, что студенты первых курсов ещё не доросли до этого важного аппарата общения. Или, как скоро будут говорить: коммуникабельности. Очень модным вскоре станет это понятие, и начнут писать и показывать человеческую разобщенность, как признак времени. А после обеда пили чёрный кофе без сахара, что тоже в те годы становилось почти обязательной приметой интеллигентского бытия, как и желание более острой пищи и, прежде всего, загородные поездки «на шашлычки». Всё, всё нынешнее выстраивалось в конце, тех самых, пятидесятых. Ещё слово было в загоне и в письме. В писаниях мысль была приматом над словом. Порой «что» важнее, чем «как». Правильно ли это? Пожалуй, это сохранилось с той поры и у Бориса. А может, пора не имеет значения. Просто он такой то ли был, то ли стал.

У Лили ещё полно сил. И они пошли гулять. Место их бульвары, набережные, приближенные к их арбатскому существованию и бытию. Как приятно было сидеть на лавочках Гоголевского или Никитского бульвара, или стоять, облокотившись на парапет набережной, обративши спину и всё остальное Кремлю. Эта символическая поза ими тогда была не осознана — всё, вся задумчивость над этими проблемами и символами была ещё впереди.