Исаакские саги

Лиля щебетала о пустяках, о прелести и необходимости физического напряжения для здоровья, для пользы тела. А он уже при этом думал о другом напряжении, воображая, будто она сделана из другого теста. Лишние напряжения были задавлены воспитанием, но не зря же они начали привыкать к острой пищи. Конечно, лишние напряжения на лыжах, в бассейнах снимали порой тягу к естеству. Но оно не уходило и пусть позже, чем когда уже того требовала выросшая плоть. Ещё они считали зов плоти чем-то лишним, греховным. И они, атеисты, всё же жили в атмосфере иудео-христианской цивилизации и начитанные родители соответственно воспитывали, подсказывая, что лучше читать. Правда юность никогда не слушала, что им зрелость и старость подсовывала. А время было странное и убогое: Мопассана считали полупорнографией, Фрейд… да, его просто не существовало в доступных книжных полках, «Яма» Куприна пряталась от детей любого возраста. А открытая, после долгих мук властей, увезённая в Москву победителями, Дрезденская галерея была в самых разных и неожиданных ракурсах откровением для многих растущих, впрочем, давно уже выросших, организмов. Культивируемый инфантилизм. Родители боялись, что дети слишком рано себя «уронят».

Но…

Боря лежал больной. Температура была за тридцать девять. Похоже, то была ангина. А в голове крутилось: «О, витязь, то была Наина.» По каким законам возникают в голове те или иные строки иль напевы неизвестно. Особенно, когда жар будоражит тело. Будоражит, но не успокаивает. Родители ушли на работу и он лежал один. Сквозь жар он слышал, но не очень слушал радио. В это время дня, видно для домохозяек и больных, передавали прекрасную классическую музыку, которую он вскоре услышал и оценил. Рядом сидела Лиля — нельзя же бросить больного друга. Вдруг, ему что-то понадобится, или станет плохо… Так она думала и считала, что потому и пришла.

У Бориса был кое-какой ублюдочный юношеский опыт.

У Лили?..

Вообще-то, ситуация, что называется, лишь дело техники, Но её-то, как раз, и не было. Пока была только молодость. Это потом, потом будут встречаться их молодость наша техника.

Господи! Какое самодовольство.

Да-а! Иногда отпускает тормоза воспитанности некая толика алкоголя. Оказывается и высокая температура порой снимает флёр придуманной, якобы культуры. Да ещё и желание. А может, задавленное вожделение?

Боря сжимал её руку в своей горячей от болезни ладошке. Они не думали, что болезнь, может, заразная, что недуг может перескочить на подругу. Не до этого. Боря поцеловал руку Лили. Она другой рукой пригладила его волосы, просто погладила по голове, приложила ладошку ко лбу. Проверила, видно, высока ли температура. При этом наклонилась, и Боря обнял её. Она положила голову ему на грудь, пересев со стула на край тахты. Комнату заполнял Бетховен. Девятая симфония…

И Лиля обняла больного. Кто ж его знает, что на самом деле больше врачует и, что нам больше помогает. Лиля уже лежала рядом. Они, как в катании на коньках, перекрестили руки, но под одеялом. Скоро руки расцепились и Борина рука, получив автономию, стала гладить Лилю по животу, пока не попала под юбку сверху, у пояса. «Лиль, убери поясок. А у меня нет. Только резинки на пижаме и трусах». Убрала. Радио давило, или возвышало или поощряло их финалом симфонии. К музыке Бетховена присоединились слова Шиллера: «…И в восторге беспредельным входим в светлый Твой чертог…» Что для них, атеистов было тогда чертогом? Борис горел… Отчего!? Может, в душе звучала другая песня: «Я вся горю, не пойму отчего…» Не до слов! Примат чувств, вожделений, действий над словом. Он вошёл в чертог. Они там были вместе. Как писалось бы раньше: «Ей уже не в чем было ему отказать».

Впрочем, ещё неизвестно, кому и как в подобных ситуациях положено отказываться. То есть положено — ясно кому. А на самом деле? Кто правит миром и людскими соотносительством? Кто ведёт мир? Кто правит любовью? Любовь спасёт мир. Дак, где ж она? Ох! Любовь штука иррациональная.

Продолжалась жизнь, учеба. Вскоре Лиля вышла замуж. Не за Борю. Боря шёл по жизни дальше.

* * *

В палате, хоть и не сразу, но я лежал один и, когда не было Лены, Карина почти не отходила. Но Лена заходила очень ненадолго. Я уже с ней расстался и жил один. Без семьи и без Карины. Тем не менее, разведслужба была отлажена — нежелательных встреч не происходило. Болей у меня практически не было и уже на третий день меня отвели в душ. Современный госпиталь — каждая палата с душем. Не то что наша муниципальная больница, хоть и так не называлась, но по существу, это больница для бедных. Хотя бедные были все, кроме начальников, которые тоже были бедными, но имели тысячу привилегий, делающих их патрициями, и, возвышающих над плебсом. Зато они ещё больше зависели от благосклонности над ними стоящих. Чем выше, чем больше льгот, тем большая зависимость от распределяющих и присматривающих. Чем выше — тем больше раб.