Исаакские саги

Учился он хорошо. Ну не отличник. Но без троек. Хотя… Да, была одна. Время было такое… Странное. В стране начиналась компания жидоморства. По крайней мере, молодым, студентам, казалось, что только начиналась. Они до того жили в ауре бессмысленного энтузиазма, сразу по окончании большой войны, в атмосфере победительного настроения. Всё хорошо и они мало задумывались, когда читали приблизительно одинаковые транспаранты-лозунги на улицах, в учреждениях, в родном институте. Иногда посмеивались. Впрочем, это больше люди постарше себе позволяли. «Да здравствует героический советский народ!» Кто-то как-то брякнул, глядя на очередную растяжку через улицу, с этим текстом: «…вечно героический». Лишь когда-то, после, через несколько лет он вспоминал это «вечно» и задумывался. Он начинал задумываться. Почему ж мы вечно в поисках героизма? Герой — это когда где-то что-то уже, или сильно ещё, плохо. И нужны сверхбудничные усилия, что и есть героизм. Война? Война. Но это-то плохо. А ведь вечно.

Да, так вот о тройке. Изгнали из института профессора терапевта, по учебникам которого они учились, лекции которого слушали, разбором больных которого наслаждались те, что действительно полюбили своё будущее дело. Ну, изгнали и изгнали — в чём-то его корили на партийных собраниях, о чём им рассказывали студенты, бывшие фронтовики, опартиевшиеся, как говорится, на полях сражения «За родину! За Сталина!» Лозунги, лозунги! Потом, правда, его посадили со многими врачами, в основном, евреями. Тогда они уже стали задумываться сильнее.

Так вот, пришёл новый профессор, твёрдо проводивший линию партии. Поставил ему не заслужено тройку. Была причина задуматься по поводу его еврейской фамилии. Тут он услышал анекдот, как еврей заика жалуется, что из-за антисемитизма его не взяли на работу диктором. И он задумался, что часто евреи сваливают на юдофобство естественную реакцию на недовольство личной недостаточностью, так сказать, данного индивидуума. Ещё не получилось задуматься, как надо.

Да и, вообще, важнее были свои лирические зигзаги возраста. Учился он хорошо и любил… Может, и не первый раз своей тогда ещё недолгой жизни.

Он часто бывал у Лили дома. Вполне интеллигентная семья. А он пока не знал толком образ жизни такого рода семей. Пока он ориентировался на свой дом — для него свой дом пока был эталон. Да в то время не сформировался образ существования подобных семей. Новый тип бытия их стал выстраиваться по получения от родной партии крохи свобод после смерти Вождя. Когда появились начала понимания, что нужны иностранные языки, когда стремление расстаться с коммунальной жизнью в больших квартирах перестало быть абсурдом, когда в быт вошли душ, ванны, мыльные растворы и можно было себя почувствовать теми людьми с торчащими из пены головами, которых они видели только на экранах в фильмах прогнившего запада и даже тех фашистских стран, которых мы победили, и, над которыми мы так самодовольно возвысились, хотя и со скрытым восхищённым недоумением узнавали о туалетной бумаги в ранцах побеждённых солдат. Тогда мы ещё толком и не понимали, что это такое — туалетная бумага. И, тем не менее, ранг державного самодовольства поднялся на недосягаемую высоту. (Как удобно смешиваются нормальный язык с трафаретами газетной словесной окрошки.)