Ночью Джулия не спала. Ей так и не удалось сомкнуть глаз. И вот в девять утра она сидела на диване с чашкой кофе, пытаясь взять себя в руки и прекратить измываться над собой. Бесполезно. Она не могла заставить себя не читать все, что мир думает о ней.
Или вот еще самая популярная тема:
Это было невыносимо. Джулия отнюдь не считала себя идеалом, но аморальным, самовлюбленным и безответственным чудовищем, которое из нее лепили, она тоже не была. Да, ей хотелось развестись, но в наши дни это вряд ли кого повергнет в шок. Во всяком случае, журналисты, мажущие ее дегтем, едва ли сами являются образцом добродетели. Конечно, доказательств у нее не было, но Джулия могла бы побиться об заклад, что среди тружеников Флит-стрит число разводов, супружеских измен, злоупотребления алкоголем или наркотиками будет повыше, чем в среднем по стране.
Да, она опоздала в школу за дочерью, но ей не требовались ничьи напоминания, чтобы сполна почувствовать себя виноватой. Онемевший дом, пропасть между ней и Брайаном, призраки Анны на каждом шагу: коробка хлопьев в кухонном шкафчике, кубик «Лего», завалившийся между подушками дивана, маленькая скамеечка, выглядывающая из-под раковины в ванной комнате… Все это приводило к тому, что чувство вины стало верным спутником Джулии, соперничая лишь с неослабной, пульсирующей болью от отсутствия дочери.
Отсутствие – это не то слово, когда речь идет о невосполнимой утрате. У Джулии не осталось ничего, кроме отчаяния на обломках будущего, которое она когда-то рисовала для себя с дочерью.
Любой предмет в доме мог причинить ей страдание. Как висящий на дверце холодильника рисунок Анны, изображающий косатку, играющую с дельфином. Он напоминал о том дне, когда дочь показала ей один из своих первых рисунков. Детские каляки-маляки настолько живо напоминали лошадь, что Джулия всерьез задумалась, нет ли у Анны художнической жилки.
– Какая красивая лошадка! – воскликнула тогда она, но дочь насупилась.
– Мама, это же черепашка.
С тех пор она всегда заранее спрашивала, кого именно нарисовала дочь. Глядя на картинку, она думала о том, что, вполне вероятно, никогда больше не получит этих непонятных рисунков, и ей становилось невыносимо горько.
Джулия мечтала избавиться от непрекращающейся боли хоть на несколько часов, немного прийти в себя, отдохнуть или поспать.
Она отодвинула чашку с кофе. Требовалось что-нибудь подейственней, пусть было только девять часов утра. Собственно говоря, почему бы и нет? Что ей еще делать? Поднявшись, подошла к бару, открыла дверцу. Внутри стояла бутылка водки. Джулия смотрела на нее и воображала, как выпивает все до дна и отрубается. Нет, выпивка не поможет. Потом она проснется еще более взвинченной и с жутким похмельем.
Она взяла бутылку и сделала хороший глоток. Что ей до похмелья? Ее брак развалился, репутация загублена. В Сети циркулировала отфотошопленная фотография Джулии в образе Майры Хиндли. Вот кем они все ее считают.
Майрой Хиндли.
Шизанутой Майрой Хиндли.
Ниже падать уже некуда.