Надя была слишком занята и не замечала очевидного, а когда заметила, было уже поздно: Васька – её, Надин, Васька! – о чём-то с воодушевлением рассказывал Марине, она восторженно ахала, громко удивлялась и призывно хихикала. И чувствовала себя прекрасно, в отличие от Нади, которая сбилась с ног: крутилась вокруг стола, помешивала поварёшкой суп, нарезала торт, насыпала в котёл заварку… Впрочем, заварку Виталик у неё отобрал, сам заварил чай. Надя протянула ему баночку с сушеной брусникой, бросить в чай, вкуснее будет. Виталик взял у неё банку и неожиданно чмокнул Надю в щеку:
– Ты сегодня молодец. Одна за всех. Мы бы без тебя пропали пропадом.
Надя рассмеялась. Вечно Виталик что-нибудь сморозит. Виталик смотрел на неё и думал: «Хорошая она, Наденька Жемаева. А вот с парнем ошиблась, не нужен ей этот Васька, ей другой нужен».
Лёша с Костей посмотрели вслед Гордееву и Диме, взяли по два полешка (им хотелось по одному) и поплелись к костру, натыкаясь лыжами на деревья и проклиная Лося, который уговорил их «прокатиться с ветерком». Они и хотели – прокатиться, а пришлось бежать сломя голову за этими ненормальными.
Хотели посидеть у костра, Лось костёр обещал, праздник обещал. А пришлось пилить дрова, таскать их к костру, а они тяжёлые… Выпить хотели, а Гордей сказал, что нам ещё обратно ехать столько же… Отдохнуть хотели, а привал полтора часа, и ни минутой больше. Темнеет рано, до станции далеко. На фига же было ехать – далеко? Могли бы у Синеозера привал сделать. А их понесло… Не накатались.
Дима Лосев злился. С Алексеем они вместе работали, Маринка его сестра, пришлось её тоже пригласить. А эта дура проболталась своему Костику, что завтра они с Лёшиком идут в лыжный праздничный поход. Костя халявшик-профессионал, это сразу видно. Да и Лёшка про него рассказывал нелицеприятное: в субботу приедет, букетик привезёт, на халяву нажрётся-напьётся, на халяву с Маринкой переспит, а жениться не собирается. И жить с ней не собирается. Приходящий муж.
Костя попёрся с ними, хотя его не приглашали, и теперь занудно ныл, что устал, и брёвна к костру таскать не нанимался. Ноет и ноет, как баба, ей-богу.
– Если таскать не нравится, можно по снегу катить, – разрешил Гордеев. Ещё и издевается.
Гордеев не издевался, он просто не знал, что есть люди, которые после двенадцати километров на лыжах устают и спрашивают, сколько ещё осталось. А услышав, что осталось ещё двенадцать, обижаются. Думают, что он так шутит.
– Своих у костра оставил, колбаску резать и икру на хлеб намазывать, а нас на лесоповал, как заключённых, – обиженно бубнил Костя.
– Не бубни, надоел. Тебя, между прочим, не звали, сам захотел.
– Меня Маринка звала.
– Вот ей и рассказывай про лесоповал.
За разговором не заметили, как вернулись Гордеев с Лосем, взяли ещё по два полена, посмотрели укоризненно.
Лёша дёрнул Костю за рукав, чтобы заткнулся, Костя от неожиданности уронил полено, нагнулся поднять, уронил второе и громко выматерился.
– У нас ненормативная лексика запрещена. Ещё раз услышу, больше ко мне не придёте, – пригрозил Гордеев. Лёша не выдержал, вступился за друга:
– Дров поленница целая, обошлись бы.
– Дрова есть, – согласился Гордеев. – Сегодня есть, на завтра хватит, на послезавтра не останется. А так – пришли, костёр разожгли, и никакой мороз не страшен.
– А эти? Васька и этот… Виталик. Почему дрова не таскают? Только мы должны таскать, полдня бежали как ненормальные, полдня с дровами этими… Отметили Восьмое марта, – не сдавался Лёша.
– У Виталика в спине железо, как у Евгения Плющенко. Нельзя ему тяжёлое поднимать. А Васька… Вы, ребята, костёр разжигать умеете с одной спички? Не умеете. Вы и с одного коробка его не разожжёте, зимой-то. А ручей знаете где? Метров пятьдесят по глубокому снегу. Воды донесёте два котла? Не расплещете, по снегу-то? Во-оот. А Васька принесёт, и костёр у него жаркий, и дрова ещё уложить надо, если как попало класть, они гореть не будут.
– В следующий раз попробуешь, – улыбнулся Гордеев. – Будешь костровым. А мы с Васькой сухостой попилим. Васька пилить умеет, а вот ты… Тебя как зовут-то? Лёшей? Ты учти, Лёша, костёр надо разжигать быстро, иначе замёрзнут все. Это на лыжах в лесу тепло, а без лыж богу душу отдашь, без костра-то.
Парни молчали, смотрели куда-то в сторону. Сделали выводы – каждый свои. Гордеев тоже сделал. И высказал Лосю: не тех людей привёл. Одна у костра сидит, манерничает, другие бодаться пробуют, как бараны.
Гордеев с Лосем крепко поругались:
– Не води ко мне непроверенных людей!
– Я откуда знал? Ты руководитель, ты и проверяй.
Лось обиделся и после «торжественной части» ушёл. Вместе с ним ушли «непроверенные ребята». Лось знал, что будет концерт, что Надя будет петь (гитар у них больше нет, но есть магнитофон), но остаться не мог, и не мог больше видеть Гордеева. Вынул из рюкзака коробочку, подошёл к Наде, сунул торопливо:
– С праздником тебя, Надёк. Вот держи. Вспоминай меня. Ты отличная девчонка. Только парня не того выбрала.
Надя хотела сказать, что не его, Лося, дело, кого она выбрала. Но к ней подошёл Васька: