В жизни он выглядит моложе, чем на фото или в телевизоре, и я припоминаю, что ему нет и шестидесяти. В шевелюре уже достаточно много седых волос, но лицо довольно моложавое, морщин почти нет. В сочетании с хромотой и брюшком все это делает его мало похожим на профессионального злодея, который заманивает в свое логово девушек и держит под контролем целый поселок.
Мы не договаривались о встрече и, узнав, что я хочу поговорить о возобновившихся поисках тел, он нахмурился и уже, похоже, готов был выставить меня за дверь. «Я отказал в большинстве просьб о комментариях. Почему я должен делать исключение для вас?» Но вдруг он оглядывается по сторонам и говорит: «С ума сойти. Заходите, прошу вас». Было совершенно непонятно, во всяком случае мне, что заставило его передумать. Но, возможно, Хэккет относится к людям, которые испытывают настоящий дискомфорт, когда не имеют возможности поговорить. И это желание появляется спонтанно. К сожалению, в его случае побочным эффектом этого непреодолимого влечения является то, что он может казаться обманщиком, даже не будучи таковым на самом деле.
Доктор отвечает на вопросы так пространно, что кажется, будто он пытается что-то скрыть за своими рассуждениями о вещах, в которых совершенно не разбирается. Он не может удержаться, чтобы не заполнить любую неловкую паузу в разговоре. Некоторые объясняют это тем, что он трепач или, по выражению Лоры Колетти, любит присочинить. Другие, например Скэлайзы и Мэри, уверены, что он действительно что-то скрывает.
На вопрос о слухах, что в своем доме он держал девушек, Хэккет не отвечает, а предлагает осмотреть его жилище. Мы минуем прихожую и при входе в следующую комнату он бросает: «Вот моя клиника». После чего сразу же говорит, что пошутил. На самом деле это кладовка, которую он почему-то называет «мастерской». В ней собраны накопившиеся за много лет пожитки большой семьи. Несмотря на хромоту, Хэккет довольно проворно передвигается по коридору к дальней комнате, в которой стоят кровать, мольберт и картины его дочери Мэри Эллен, приехавшей погостить на праздники.
Мы поднимаемся в главное помещение дома — кухню-столовую с выходящими на юг огромными скошенными окнами. Дальнюю стену помещения полностью занимает стеллаж, заполненный книгами. Среди них экземпляр
Хэккет настаивает, что весь этот скандал вокруг него по большей части совершенно его не занимает. Он говорит, что, вопреки слухам, никто из соседей не звонил ему, когда по поселку бегала Шэннан. Более того, несколько дней спустя он даже выговаривал Гасу Колетти и Барбаре Бреннан за то, что они ему не позвонили. Ведь, возможно, он сумел бы помочь этой девушке. При этих словах до меня доходит, что, может быть, именно эту часть разговора и услышал Брюс Андерсон — что Хэккет
Все это он не забыл. Но вот совершенно не помнит, чтобы звонил Мэри. Сперва он говорит, что этих разговоров не было вообще, а спустя секунду вспоминает, что их с Мэри разговор зарегистрирован в базе телефонной компании. «Ну не знаю. Может, кто-то и звонил. Не хочу оспаривать то, что она говорит. Мне звонят по тридцать пять раз на дню. Но вот что совершенно точно, так это то, что эту девушку я в глаза не видел. И никогда не разговаривал с ней. И не припоминаю, чтобы говорил с ее матерью». И тут внезапно ему приходит в голову какая-то мысль. «Подождите-ка, возможно, это она мне позвонила, а я перезвонил, чтобы выяснить, кто это. Трехминутный телефонный разговор».