— Я диплом свой достала, на работу устроилась, Женьку в сад отдала, потом вот Василия встретила, — продолжала Ирина, — и вроде все хорошо было, как вдруг приходит ко мне на прием этот тип. Так, мол, и так, говорит, привет вам от мужа вашего. Я говорю — бывшего мужа. Нет, он отвечает и усмехается так противно, настоящего мужа. Он, во всяком случае, вас женой считает и хочет увидеться. Да он же сидит, говорю. Нет, говорит, уже нет. На свободе он, но, конечно, скрывается, вот и послал меня разузнать, как и что. Ну, я растерялась, конечно, он мой страх заметил, снова так усмехнулся, знаю, говорит, что у вас новый муж, живете хорошо, как сыр в масле катаетесь. Могу, говорит, войти в ваше положение, ничего не говорить ему, только надо это подкрепить сами знаете чем. Как-то так сказал… Вы, говорит, женщина не бедная и так далее. Я сначала хотела его подальше послать, уж больно тип противный. Видно, что жулик, уши такие, как у обезьяны оттопыренные, грязный весь, пахнет противно…
А он сразу понял, что я хочу его послать, и говорит: если вы не хотите с мужем своим соединиться, то он ребенка заберет. Имеет право как отец. Я так испугалась, что чуть сознание не потеряла. Отдала ему все деньги, что были, он сказал, что каждый месяц будет приходить на прием. Вот уже почти год так продолжается.
— Больше… — вздохнул Василий Петрович.
— Наглеть начал… — пожаловалась Ирина, — гадости всякие говорит, пугает… про мужа рассказывает… А я-то, дура, всему верила…
— Больше не будет пугать! — решительно заявила Ксения. — Значит, говоришь, завтра явится?
— Ну да, у меня прием вечерний, я сестричку отпущу пораньше… он тут как тут.
— Тогда мы вот как сделаем…
— Вы куда, больной? — крикнула сестричка из регистратуры.
— Я к Ирине Владимировне в пятнадцатый кабинет! — бросил через плечо малосимпатичный тип с огромными оттопыренными ушами.
— У нее прием кончился!
— Успею! — И он побежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Возле пятнадцатого кабинета никто не сидел в очереди. Прием и правда закончился. Противный тип пригладил редкие волосики, рука привычно наткнулась на уши, и он поморщился. Вот с детства у него с этими ушами проблемы, как прозвали в первом классе Жаконей, так на всю жизнь прозвище прилепилось.
Он без стука отворил дверь кабинета. Ирина сидела, склонив голову, прикрытую белоснежным докторским колпачком. В кабинете было полутемно, только горела на столе лампа.
— Здравствуй, Ира! — игриво сказал Жаконя, ему доставляло удовольствие разговаривать с ней в таком тоне.
Ирина вздрогнула и невольно повернула лампу в его сторону.
— Убери это! — Жаконю ослепил свет.
— Что ты… что вам нужно? — прошелестела Ирина.
Все ясно, от страха голос сел. Жаконе нравилось, что она его так боится. Его вообще-то никто не боялся. Презирали — да, обзывались, поколачивали — это да. Но никто никогда не боялся. Жаконя испытывал к Ирине почти нежные чувства за то, что она его боялась.
Ну и за денежки, конечно. Отличный нашел он способ получения денег. Не так чтобы много, зато постоянно. И сидел-то тогда на зоне по глупости, и выпустили его быстро по амнистии, а вот узнал про то, что того мужика зарезали. Работал в больничке санитаром, там и узнал про жену его и про ребенка.
К утру мужик умер, а через пару месяцев Жаконю выпустили. Он и решил наведаться к жене того парня, точнее, уже к вдове, только она про это не знала. И как удачно все вышло.
— Ну, красавица, — сказал он, усаживаясь на стол и болтая ногами, — ждала меня? Вот я и пришел!
Ирина отвернулась и втянула голову в плечи.
— Ты что это морду воротишь? — возмутился Жаконя. — В глаза смотри, когда с тобой разговаривают!
— Как скажешь! — сказала Ирина незнакомым голосом и вскочила с места.
Это была не Ирина. Это была совсем другая женщина. Точнее, не живая женщина. Колпачок упал с ее головы, по плечам разметались длинные волосы цвета лежалой пакли. На лице ее были разноцветные трупные пятна, которые не мог уже скрыть неумелый макияж. Женщина была высокого роста, Жаконе она показалась огромной.
Она протянула руки с длинными черными загнутыми ногтями и схватила Жаконю за шею.
— Приш-шел… — шипела она, — сам приш-шел… я ж-ждала… долго ж-ждала…
— По-мо-ги-те… — прошептал Жаконя, пытаясь вырваться, но покойница давила его плечи так сильно, что казалось, сейчас они треснут. А потом она схватила его за шею, и Жаконя понял, что пришел его смертный час.
Жаконя очнулся от холода.
От жуткого, пронизывающего холода, который проникал в его организм до мозга костей.
Первая его мысль была, что это Люська-Кошелка, с которой он сожительствовал некоторое время, по свойственной ей подлости открыла нараспашку окно в спальне, чтобы уморить его, Жаконю, посредством вымораживания, как таракана.
Он даже попытался крикнуть с положенной в таком случае поучительной строгостью — закрой окно, зараза…
Но тут случились две вещи.
Во-первых, он вспомнил, что Люська ушла от него примерно месяц назад, после того, как Жаконя в воспитательных целях разбил об ее голову бутылку из-под импортного пива.