Сам он поднялся и, подойдя к небольшому изящному шкафчику, открыл его и достал оттуда темную бутылку и пару пузатых рюмок. Когда он поставил бутылку на небольшой столик, рядом с которым восседала ваша покорная слуга, я увидела, что это «Реми Мартен». Инкрустированный столик, пара кресел и диван составляли уголок отдыха. Всеволод устроился в кресле рядом со мной и, открутив на бутылке пробку, плеснул в рюмки граммов по тридцать коньяка. Этот невинно-гостеприимный жест вызвал у меня невольную усмешку. Заметив ее, Всеволод нехотя улыбнулся и с грустной иронией, произнес:
– Не беспокойтесь, это другая бутылка. Коньяк отличный.
Он смущенно кашлянул и, взяв рюмку в руки, стал ее греть.
– Спасибо, но я за рулем. Это не отговорка, – выразительно улыбнулась я, – если только кофе.
Всеволод не поленился вызвать секретаршу. Вскоре она внесла серебряный поднос с двумя чашками, лимоном, пористым шоколадом, конфетами и фруктами. Мне жутко захотелось граната. Разломленный на несколько частей, он походил на распустившуюся розу. Сочные, бордового цвета зерна мерцали на солнце темными рубинами. Казалось, зрелая сила распирала плод и вот, взрезанный и явленный во всем своем жизненном блеске, он щедро и бесстыдно демонстрирует свои пурпурные внутренности.
– Это все для вас, – улыбнулся Всеволод, заметив мой жадный взгляд и робкий жест навстречу полыхающему гранату, – я схожу с ума только по «Реми Мартену», – с манерной меланхолией добавил он.
«Можешь себе позволить», – фамильярно заметила я. Не вслух, конечно.
– Спасибо, – снова поблагодарила я, пододвигая к себе тарелку с фруктами.
Плеснуть коньяка себе в кофе я воздержалась. Я не суеверна, просто вся эта история с отравлением на меня так неприятно подействовала, что пить этот дорогой коньяк мне не хотелось. Всеволод, видно, понял причину моего воздержания.
– Вы неверно думаете о «Реми Мартене», – с лукавой усмешкой сказал он.
– Я о нем вообще не думаю, – возразила я, с удовольствием высасывая сок из очередного гранатового зернышка.
– Нет, думаете, – не сдавался Хмельницкий, – именно думаете. Коньяк внушает вам страх, – он вздохнул.
– «Внушает» и «думаю» – это же разные вещи! – удивилась я.
– Нет, не разные. Вы приписываете коньяку свойства отравы. У вас он ассоциируется со стрихнином. Вы думаете о нем как о жидкости, содержащей в себе стрихнин, – пояснил он, – то есть вы думаете о коньяке не как о солнечном напитке, прекрасном напитке, – резюмировал он, – а как о содержащем стрихнин. Сама предметность коньяка для вас недоступна. Вы – пленница своей ассоциации. Это и есть мысль, но не идея.
– Оригинальное суждение… – вымученно улыбнулась я.
– Правильное, – самодовольно произнес Всеволод, – только это не я до такого додумался, это Декарт.
– Ага, – я кивнула, – был такой.
– Сцепку в человеческом мозгу ассоциаций, которыми человек привык манипулировать, он называл нечистым мышлением, – глотнув коньяку, сказал Всеволод.
Я не стала задаваться вопросом, что же такое чистое мышление, а перешла собственно к цели моего визита.
– Знаю, Аркадий мне звонил, – ленивым жестом поднося рюмку к губам, также с ленцой произнес Всеволод, после того, как я посвятила его в свой благородный замысел заняться расследованием.
– Мы встретились в больнице с его женой… – забросила я удочку насчет семейных дел Аркадия.
– И это я знаю, – вздохнул Всеволод, – Кристина и Аркадий вместе ведут бизнес. Он, конечно, больше сантехникой и плиткой занимается, она – духами, тканями и посудой. Здесь уж, как говорится, природа распорядилась.
Всеволод меланхолично улыбнулся и снова плеснул себе коньяку. Видя, что после первой дозы «солнечного напитка» он не скопытился, я осмелела настолько, что добавила себе несколько капель в кофе.
– Пейте, – хитро улыбнулся Всеволод, – стрихнин просроченный попался.
– Вы намекаете на то, что я вас подозреваю? – не выдержала я.
– Да что вы! – с наигранной досадой поднял вверх обе руки Всеволод. – Просто я оценил вашу осторожность.
– И давно Аркадий с женой совместно занимаются бизнесом?
– Сначала Аркадий торговал только сантехникой, плиткой и так далее, а как только начал привозить парфюмерию, напитки, ткани, обратился за помощью к жене. Кристина – женщина властная, деловая, во все вникает, во всем разбирается. Аркадию повезло, – расслабленно улыбнулся Всеволод.
– А вам?
– Мне? – с удивленной интонацией произнес он.
Я не то чтобы хотела выяснить возможность «райской жизни» для Маринки, просто мне самой было интересно.
– Я не женат, – отрезал Всеволод, – и счастлив по-своему. Женитьба не для меня, – снизошел он все-таки до разъяснения своей позиции, – я одиночка по жизни, как это сейчас говорится.
– Я, наверное, тоже, – без особой убедительности сказала я, чем вызвала у Всеволода смешок, – что вы смеетесь?
– Вы произнесли это так печально, что сам ваш тон опровергает то, что вы сказали.
– Не знаю, я серьезно не задумывалась. Давайте вернемся к чете… Какая, кстати, у Аркадия фамилия?
– Летнев.
– Ага, – я сделала глоток кофе, – а как распределена собственность фирмы Летневых?