Искала я милого моего

Со своей стороны Эмилия делала, что могла, изображая руку бога, и ради развлечения занималась своеобразной благотворительностью. Например, избавляла запуганную женщину от злобного супруга, помогала честному купцу в торговле, попутно разоряя конкурентов, и так наказывала отвратительного типа, избивавшего своего ослика, что бедному животному оставалось отвезти хозяина в последний путь. Добрые чудеса, считала Эмилия, пусть останутся в ведомстве высших сил, а она займётся справедливыми. В этот раз ради разнообразия обошлась без смертоубийства, но вынуждена была иметь дело с его последствиями – она позаботилась о котах Надии. Собственно, временную няньку для них наняла сразу, как узнала о случившемся, но сейчас подошла к вопросу основательно: купила ферму и создала приют имени городской дурочки, нашла работников и оплатила перевозку животных на новое место. Особенно велела заботиться о Мици, любимой кошечке Надии. Затем распустила слух, что кошки эти приносят удачу, которой прежде обладали волосы их хозяйки. По её расчётам, после такой рекламы ни у них, ни у других будущих питомцев приюта проблем с обретением семьи быть не должно.

Домашними делами Эмилия тоже занялась, но осторожно, стараясь не заступать на территорию Эльфриды, которая считала, что это сужденное ей Колесо – тяжкая повинность управлять бытом нерадивой женщины. В руках Эмилии оставалось разве что собственное меню и забота о красивых мелочах. Сейчас она обновила постельное бельё, отказавшись от шёлковых простыней: однажды поддалась приступу гедонизма, а потом чувствовала себя спящей в чьём-то скользком чреве. Да ещё добавила кое-что к заказу у мясника, который доставят прямо перед праздничной ночью, притом, не в её дом, так что это не должно задеть Элфи.

Покончив с хлопотами, Эмилия спустилась в парк Сусаны Даль, чтобы попрощаться с цветущими деревьями. Цитрусовые входили в полную силу незадолго до дня Сошествия и накануне пахли так, что разрывалось сердце – это было как излёт любви, как последняя страсть немолодой женщины, как прощальная песня гибнущей души. Аромат сводил с ума, и наслаждение ощущалось особенно остро оттого, что буквально через несколько дней всё закончится. В разные годы праздник, привязанный к лунному календарю, мог быть ранним или поздним, но одно оставалось неизменным: когда он завершался, апельсиновые деревья отцветали. Начинались пыльные бури, юго-восточный ветер приносил рыжий песок из Эрвии, а юго-западный – золотистый из Кемета. Люди от этого задыхались, а лепестки облетали. Несмотря на то что в собственной оранжерее Эмилии белые соцветия не увядали круглый год – это был её личный вызов времени и смерти, – она всё равно приходила в парк прощаться с ними. Её трогала отчаянная храбрость короткоживущих созданий, которым хватает безумия быть прекрасными, гибнуть и возрождаться. И неважно, флёрдоранж это или юные мужчины.

Когда уровень сентиментальности в ней стал критическим и поднялся примерно до ноздрей, грозя истечь розовым сиропом, Эмилия хмыкнула и засобиралась домой, решив обойтись без десерта – сахара в крови, очевидно, уже достаточно. Подойдя к собственным воротам, увидела худенькую фигуру, отделившуюся от забора. Мальчишка, один из тех, что приносит самые свежие новости, в последнее время всё чаще плохие. «Надеюсь, сегодня никого не расчленили», – подумала она, принимая записку и роняя в подставленную ладонь монетку.

– Не спеши, парень. – В сообщении не было ничего интересного, разве что одна фраза. – Тут написано: «Вечером выходила служанка из бедов».

– И чё?

– Как она выглядела?

– Ну такая, корзина там, покрывало, не разберёшь, воняет маслом ихним, а так вроде ничего…

Мальчишка, хоть и прикидывался тупым, но был из лучших, поэтому перестал кривляться и подробно описал женщину: высокая, в сером платке и браслетах, ушла в шесть, вернулась около девяти. Ходила, кажись, на свиданку, коли завернула в номера возле рынка и там оставалась, а потом домой почапала.

Дело, конечно, девичье, вот только выходов из маленьких гостиниц для свиданий всегда было несколько. А прислуги госпожа Есения Уэрет не держала.

Эмилия вошла в дом и позвонила Орену – кажется, в последние недели она пользовалась проклятущим аппаратом чаще, чем за весь предыдущий год:

– Душа моя, помнишь ту сумку, в которой подрезали «орудие»? Ну, как твой Марк выразился? Воришку-то нашли? Жаль. А вот насчёт ремешков: не сочти за труд, проверь, какой они были длины. Да-да, те самые, которые пояс – на какую примерно талию?

Эмилия дождалась ответа, повесила трубку и скверно ухмыльнулась. С виду это была одна из самых ангельских её улыбок, но люди, имевшие неосторожность хорошо знать госпожу Змейку, отправились бы составлять завещание, улыбнись она им подобным образом, – потому что для всего остального уже поздно.