Искатель, 1961 №6

— Товарищ Роберт, приходили с обыском.

Хозяйка квартиры, Александра Иосифовна, была встревожена, да и Роберт при этом сообщении почувствовал легкий холодок. Неужели добрались?

Сосновский расспросил хозяйку, кто приходил. Александра Иосифовна ответила, что четверо, двое в черном и двое в голубом, с бляхами на груди — шуцманы и жандармы. Перерыли вещи в шкафах, заглянули на чердак и ушли.

— А у соседей были?

— Были.

У подпольщика отлегло от сердца. Значит, ходили с повальной. Если бы вели целеустремленный поиск, то копались бы в вещах по-настоящему. Должно быть, фрицы были встревожены диверсиями на станции. Магнитные мины снова стали поступать от партизан.

В этот вечер Сосновокий сидел дома. Александру Иосифовну попросил вывесить в садик одну из простыней — знак того, что день «неприемный». Хозяйка, которая догадывалась о настоящих занятиях своего жильца, выполнила просьбу и накрепко заперла двери. Ночь прошла спокойно. На следующий день Роберт рассказал Шурику об обыске и сообщил, что на несколько дней он «выходит из игры». Надо было все-гаки выдержать карантин. Не стоило зря рисковать, в особенности теперь, когда готовилось покушение на коменданта лидской полиции Брутта.

— Хорошо, товарищ Роберт, — сказал Климко. — Мы вас поддержим.

Смысл его слов Сосновский понял лишь ночью, когда зарево гигантского пожара внезапно озарило окна. Роберт выбежал на улицу: да это вагонное депо горит! И тут он вспомнил улыбку Шурика: «Мы вас поддержим». Так вот что означали эти слова!

Потом Шурик говорил Сосновскому: «Вы сказали, что будете сидеть дома, вот я и надумал устроить большую диверсию. Немцы сразу поймут: вы здесь ни при чем».

В этом поступке весь Шурик, замечательный подпольщик, верный друг. Такой уж юн был, Шурка. Временами он становился похожим на своего любимца Леньку Холевинского, выдумщика, шалопая и храбреца.

Климко был простым и скромным парнем. Он, наверно, рассмеялся бы, если бы ему сказали, что он совершает геройские поступки. «Да ну тебя к лешему, — сказал бы Шурка. — Не ерунди». Если кто-нибудь затрагивал то, что он считал глубоко своим, личным, Шурка прибегал к нарочито грубому: «Не ерунди». Однажды Сосновский спросил у друга, есть ли у него зазноба среди лидских девушек.

— Не ерунди ты, — засмеялся Шурка. — Время военное. Давай-ка лучше споем.

И, взяв гитару, запел. Голос у него был ясный, по-юношески звонкий. Особенно любил он петь одну бесхитростную и жалостливую народную песню:

Товарищ, товарищ, болят мои раны,

Болят мои раны, болят..

Роберт и не догадывался тогда, что Шурик и Маша Костромина любят друг друга. Узнав, что Машу зовут невестой Климко, Сосновский еще похвалил его за выдумку, с помощью которой Шурику удалось обмануть шефа и раздобыть для Маши пропуск в депо. А ведь она была действительно его невестой, возлюбленной. Но не только Сосновский — многие не знали об их любви, стыдливо оберегаемой от вмешательства посторонних. Такой уж он был, Шурка, девятнадцатилетний слесарь…

Вагонное депо, новостройка, было гордостью железнодорожного шефа. Гигантский цех, длиною в четыреста метров, мог вместить целый состав. Металлический каркас депо плотники обшили досками: немцы начали выкладывать каменный корпус, да передумали, решили ускорить строительство. В депо доставили новейшие станки из Германии, Чехословакии, Франции. В новом депо уже заканчивали монтаж оборудования. Кукелко, каждый день навещавший стройку, готовился к торжественному дню открытия.

На площадке, рядом с депо, грудой лежали ящики с инструментами и деталями станков. Толя Качан вместе с другими грузчиками носил ящики в новый вагонный цех. Он незаметно сунул в один из ящиков две канистры с керосином и, взвалив его на плечи, пронес мимо часовых в вагонное депо.

Ночью Шурик и Толя залегли у проволочного ограждения, напротив входа в новый цех. Ждали сигнала. На другой стороне депо, в четырехстах метрах от них, Ленька Холевинский должен был провести «разведку боем», отвлечь внимание охранников.

Вот вспыхнул луч карманного фонарика, раздался тонкий мальчишеский голосок, загремел железный лист, который Ленька бросил на проволоку. Часовые, клацая затворами, побежали вдоль депо на шум. Шурик и его приятель подлезли под проволоку, пригнувшись, скользнули в ворота депо. Там, в темноте, отыскали ящик с канистрами. Вылили керосин на груду опилок и щепок у стены. Насыпали пороховую дорожку. Весело пополз огонек по дорожке. Снова — под проволоку, оттуда ползком по картофельному полю, по огородам. Оглянулись сквозь щели в стенах депо засветилось желтое пламя. Вот оно лизнуло стенки, и враз вспыхнули, затрещали высушенные летним солнцем доски.

Звуки тревоги, звон колокола, рев тяжелых пожарных машин. Ночь была ветреная, доски пылали жарко — через три часа от депо остались груды обгоревшего железа да пепел.

ПРИГОВОР ПРИВЕДЕН В ИСПОЛНЕНИЕ