Искатель. 1964. Выпуск №4

Твала перебежал пыльную, вытоптанную площадку и нырнул в сорго. Ползком он пересек поле и, тяжело дыша, остановился около дороги. Мимо него ехал европеец в большом фургоне, запряженном тремя парами медлительных волов. Пришлось ждать…

Позади послышался топот. К хижине матери подскакали трое буров. Твала видел их сквозь метелки сорго. Один из них — мальчишка лет четырнадцати с выгоревшими бровями, должно быть тот самый Иоханнес, сын старшего надсмотрщика, — держал в руке большой черный пистолет. Молодой бур в шортах, с обветренным, загорелым лицом и белой полосой на лбу от шляпы, видимо сам плантатор Фан Никерк, стал допрашивать Фрэнка. Послышалась ругань на языке африкаанс.[6]

Со стороны фермы не спеша подъехали еще пять всадников, вооруженных карабинами. На них были одинаковые широкополые шляпы.

Иоханнес, красный от волнения и охотничьего азарта, заметил в сорго свежую тропку. Он сообщил об этом Фан Никерку.

— Поезжай с Иоханнесом, де Вет, — сказал Фан Никерк старшему надсмотрщику. — Посмотри-ка там. Парень не мог далеко уйти.

Лоб Твалы сразу покрылся потом. Куда спрятаться? Пригнувшись, он выскочил на дорогу, пробежал вдоль нее десяток шагов и снова нырнул в то же самое поле сорго. Иоханнес с отцом промчались мимо него, пересекли дорогу и поскакали вверх по склону, ломая кусты.

Твала видел и слышал все, что происходило у хижины матери. Двое охранников закрутили Фрэнку руки за спину и повалили его.

— Ну, ионг,[7] - обратился Фан Никерк к Фрэнку, — где твой брат?

— Никого не видел.

— Так, — процедил бур. — Всыпьте-ка ему штук двадцать. Сразу заговорит по-другому.

Пожилой охранник с морщинистым лицом взял кусок шланга для поливки и стал наносить удары по спине Фрэнка. При каждом взмахе Твала весь сжимался, словно шланг опускался не на брата, а на него. Пальцы его дрожали, и он стиснул их в кулак.

Фрэнк молчал, ни разу даже не поднял головы.

— Хватит с него, — сказал, наконец, Фан Никерк. — А то завтра на работу не выйдет. Знаю я их.

Фан Никерк повернулся к матери.

— Ты подписывала контракт? Хочешь, чтобы и тебе всыпали?

— Человек не приходил, баас,[8] так что его нет.

— Значит, не скажешь?.. А вы? — повернулся он к вооруженным людям, стоявшим около него. — Я содержу вас, целый отряд, кормлю, плачу вам деньги, а по моей земле может разгуливать любой бродяга! А если бы это был лазутчик «Копий»? Дайте ей как следует! — рявкнул Фан Никерк, поворачиваясь к матери Твалы. — Сразу вспомнит, где она его прячет!

Твала, чувствуя, как все холодеет в нем и тело становится каким-то чужим, поднялся из сорго навстречу вооруженным людям.

— Не трогайте ее… Вот я, Твала.

Все головы повернулись к нему.

— А, пришел… — Фан Никерк разочарованно рассматривал маленькую фигурку. Он махнул рукой, чтобы отпустили мать. — А ты говорила, человек не приходил. Будет пасти у меня овец. Если сын убежит, я передам тебя полиции за нарушение контракта. Получишь плетей и будешь работать бесплатно.

— Дурак ты, Твала! — Фрэнк с трудом поднялся и с ненавистью посмотрел вслед удалявшимся всадникам. — Учись вот теперь здесь, с овцами.

— Весной уйдем в другой район и опять отдадим тебя в школу, — говорила мать, стараясь ободрить сына…

Твала сидел в хижине на грубо сколоченном табурете и глядел в одну точку. Похлебка-сьиньга давно остыла. Твала думал о школе, об учителе, который завтра будет огорчен, узнав о его судьбе. Что ж, придется пасти овец.

Наступал вечер, когда вошел сосед — парень лет двадцати, с медными проволочными браслетами на щиколотках. Он подозрительно взглянул на незнакомого паренька, подсел к Фрэнку и стал что-то тихо говорить. До Твалы долетели обрывки шепота: «Плантаторы… облава… отряд „Копий“».

Не глядя на парней, Твала сказал:

— Я знаю, где «Копья».

— Где? — парень встрепенулся.

— Для тебя — далеко, для меня — близко.

— Это свой человек, Твала. Ты правда их видел? — спросил Фрэнк, приподнявшись на жесткой постели. — Плантаторы напали на след партизан и готовят облаву. Надо предупредить их.

— Ну, мне пора возвращаться в дом Фан Никерка, — сказал парень. — Меня могут хватиться.

Он ушел.

Твала рассказал брату о роще, где прятался отряд.

— Сейчас они не уйдут из укрытия — кругом голая саванна, а до ночи я доберусь туда. — Твала встал.

— Постой. Скажешь командиру отряда Моконе, что ты от меня, от Фрэнка. Понял? А то не поверят тебе…

В полумраке Твала увидел около дома плантатора толпу. Люди подтягивали подпруги, подгоняли стремена, садились в седла.

Стемнело, когда Твала перебрался на другую сторону холмистой гряды. Он скатился вниз и помчался к роще.

Он бежал долго. Дыхание его стало тяжелым, горячим, пот заливал глаза. Колючие кусты сенсеверии преградили ему дорогу. Благоразумнее было бы обогнуть их. Но Твала спешил и не щадил себя. Он вломился в кусты. Шипы вонзались в ноги, в лицо. Твала старался защитить лишь глаза. Весь в крови, он выбрался, наконец, из кустарника.