Искатель. 1964. Выпуск №4

Огонек завода, метнувшись, скрылся из глаз: катер совершал очередной поворот. Возникли новые звезды, их по временам затмевали висящие близко в рабочем пространстве, подготовленные к монтажу детали. Тогда лучи мощных прожекторов катера отражались от их металла, несмотря на покрывавшую его защитную керамическую корку, и заставляли щурить глаза.

Но скваммера не было видно. Потом детали остались позади. Приборы показывали угрожающий уровень радиации за бортом, но здесь было уютно и надежно, и страшно было лишь думать — о том, кто сейчас ворочался где-то в пространстве, заключенный в раковину скваммера. Конечно, и это была защита, но время шло, а протонная атака была очень мощной. На всякий случай командир катера запросил спутник, но пропавший не возвращался туда…

Его обнаружили далеко от спутника. В иллюминаторе замелькал огонек, одновременно на экране локатора встал всплеск. Пилот катера взял курс. Пришлось развить скорость: огонек двигался убегая. Его удалось нагнать, когда уже была пройдена граница рабочего пространства. Скваммер летел по прямой, удаляясь в непостижимую бесконечность, прожектор на груди скваммера горел ровным и холодным светом. Катер слал вызовы по связи, пробуя все каналы. Ответа не было. Вскоре катер поравнялся со скваммером, но летящий не остановился. Ноги панцирного костюма были вытянуты, руки прижаты к бокам. Такую позу обычно принимали для полета.

В лучшем случае, человек был без сознания… Кедрин торопливо скользнул обратно в багажную камеру, влез в свой скваммер. Несколько секунд он мог пробыть за бортом без особого риска. Пилоты молча кивнули; соглашаясь, командир включил автоматику выхода. Кедрин нырнул в пустоту. Затрещал дозиметр, прерывисто запылал индикатор… Обхватив скваммер руками, Кедрин направил его к открытому провалу люка.

Потом он забрался в камеру сам. Катер описал широкую дугу разворота. Кедрин томился в скваммере, выбраться из него было нельзя — два скваммера и так едва умещались в тесной каморке, оттого-то его и не хотели брать катерники. Сейчас в багажной камере совсем не оставалось свободного пространства, хотя рядом, за нетолстой оболочкой, его было столько, сколько не пожелает и человек с самыми широкими замыслами.

Это было неудобно и страшно — стоять, прижимая собою к стене другой скваммер, ставший, судя по всему, последним пристанищем безыменного пока монтажника. Было страшно думать, что же могло случиться с ним, с первым, кто бросился спасать оказавшегося в беде, и вот сам… Во всяком случае, не радиационная атака была причиной этого — человек не мог так быстро лишиться сознания, не говоря уже о худшем. А Кедрин почему-то предполагал именно худшее, как будто мертвый холод второго скваммера добрался до него и проник до мозга костей, и Кедрин чувствовал, что еще немного, — и он задрожит мелкой, унизительной дрожью, потому что ему никогда не приходилось находиться так близко к смерти. Да, задрожит, хотя в скваммере был включен подогрев и с лица Кедрина лил пот, да и если бы он даже в действительности почувствовал холод того, второго скваммера, что из того? Все скваммеры холодны снаружи…

(Окончание следует)

Валентин ИВАНОВ-ЛЕОНОВ

СЕКРЕТ ТВАЛЫ

Холмистая саванна грелась в лучах утреннего солнца. В высокой траве сверкали крупные капли росы. На зеленых отлогих склонах полыхали цветы алоэ.

Твала, мальчишка-африканец, узкоплечий, с длинными худыми ногами, пересек впадину, заросшую древовидным папоротником, и стал подниматься по склону холма.

Одет он был в старую рубаху и бумажные шорты, стянутые ремнем. Плотная шапка курчавых волос вполне заменяла ему шляпу. Темно-коричневое лицо Твалы было озабоченно, короткие широкие брови нахмурены. Он нарушал строжайший запрет: шел на ферму бура[3]

Фан Никерка. Там работали батраками его мать и старший брат Фрэнк. Мать и слышать не хотела, чтобы Твала навещал ее, а Фрэнк даже обещал поколотить его, если Твала вздумает заявиться. «Сиди в своей школе и не высовывай носа», — сказал он.

И дело было не в том, что мать и брат не хотели видеть Твалу или не любили его. Все объяснялось иначе. Дети батраков с десяти лет должны были работать на плантациях землевладельцев. Таковы правила в Южно-Африканской Республике. А Твале исполнилось уже тринадцать, и он втайне от хозяина все еще учился в школе. Бур не знал о его существовании, а если бы узнал…

Твала тщательно хранил свой секрет. Даже товарищи мальчика не знали, что его мать работает на соседней ферме, всего в шести километрах. И мать никогда не приходила к младшему сыну, опасаясь, как бы вести об этих посещениях не дошли до ушей хозяина.

Твала тосковал по матери и брату. А тут еще поссорился со своим другом Тембе. Тоска по дому стала невыносимой. К другим по воскресеньям приходили матери и братья, а к нему никто никогда.

Ну, разве нельзя незаметно пробраться в хижину матери? Ведь никто не знает его в лицо там, на ферме. Почему люди должны сразу догадаться, кто он? Мало ли народу ходит по степи!