Искатель. 1980. Выпуск №4

копье сотник давно оставил в чьей-то груди. Шлем с его голо

вы был сбит, на левом плече растекалось кровяное пятно, но

Григорий ничего этого не замечал. Перед его глазами был

только князь Данило и единственный уцелевший возле него дру

жинник, которые с трудом отбивались от десятка нукеров.

Рубай их, хлопче, рубай! — ревел атаман Дорош, защищая

сотника от ударов сзади. За ним теснились такие же отчаян

ные и бесстрашные рубаки, _как он сам.

Они были уже в нескольких шагах от князя Данилы, когда упал с коня последний его дружинник. И тотчас на плечо князя обрушился удар кривой татарской сабли, и рука его, сжимавшая меч, бессильно повисла. Отбросив в сторону щит, князь перехватил оружие в левую руку, и ближайший к нему ордынец, не успевший увернуться, рухнул с коня. Но тут же над головой князя сверкнуло сразу несколько сабель. Выронив меч, он склонился к конской гриве, а затем стал быстро заваливаться навзничь. Но прежде чем князь упал на землю, подскакавший вплотную ордынец проткнул его насквозь страшным ударом своего короткого хвостатого копья.

— Эх, князь, что же ты! — простонал сотник, поднимая сво

его коня на дыбы и швыряя его вперед.

Он успел достать мечом и развалить чуть ли не до пояса ударившего копьем ордынца. Но сверкнула и перед его глаза-

49

ми сабля, и Григорий с залитым кровью лицом тоже повалился с седла. Один из татар прыгнул на грудь упавшего на землю сотника, занес широкий нож над его горлом. Дорош смял татарина конем, соскочил с седла, склонился над князем Данилой. Битва уходила, откатывалась по дороге.

— Что, атаман? — тревожно спросил подъехавший к Доро-

шу боярин Боброк. Он только что зарубил Тимур-мурзу, и

в его руке была ханская грамота.

Дорош поднялся с колен, повернулся к Боброку, швырнул в ножны свою саблю.

— Сотник только ранен, а князь...

Он отвел глаза, снял шлем, склонил голову. И боярин тоже снял шлем.

— Он честно жил и честно умер, как и подобает настояще

му русичу и воину, — тихо сказал боярин, глядя на неподвиж

ное тело князя. — Не нам, смертным, знать свою судьбу, но

я хотел бы умереть как он: в бою и с победой, сделав для

Руси все, что только можно.

Боброк выпрямился, надел шлем, глянул на Дороша.

— Труби, атаман, сбор. Надо поскорее собрать раненых и предать земле мертвых. Литовцы рядом.

Из болотистых лесов они выбрались только ночью. На широкой, залитой лунным светом поляне Дорош, ехавший рядом с Боброком, воеводой и сотником Кириллом впереди отряда, придержал коня, повернулся к боярину.

Все трясины и топи позади, боярин. Теперь до русского

порубежья путь свободен. Пора нам прощаться с ранеными.

Добро, атаман.

Они остановили коней и стали пропускать мимо себя вереницу своих дружинников и ватажников, пока не дождались раненых. Первым был сотник Григорий, он лежал на самодельной кечалке, сплетенной из гибкой лозы и закрепленной между двумя лошадьми. Следом, с трудом держась в седле, ехал сотник Ярема из ватаги Дороша. Его левая рука, пробитая в предплечье стрелой, висела вдоль туловища, голова, задетая саблей, была обмотана куском холстины. И хотя лицо Яремы было перекошено от боли, глаза его, как всегда, смотрели весело.

— Все, сотник, приехали, -— сказал Дорош, обращаясь к Яре

ме. — Попрощаемся и отправимся каждый своей дорогой. Коли

что было между нами не так, прости и не поминай лихом. Здо

ровья и счастья тебе, друже.

Он нагнулся к сотнику, слегка тряхнул его за плечи.

— Прощай и ты, — как можно веселей сказал Ярема, ста

раясь не морщиться от боли. — И коли даст бог, погуляем мы

еще с тобой по этой земле на лихих конях и с острой саблей.

Удачи и счастья тебе, атаман.

Дорош и Боброк соскочили с коней, подошли к качалке. Сотник Григорий открыл глаза, попытался поднять голову, но тотчас снова ее уронил.

— Лежи, сотник, лежи, — ласково сказал Боброк, — береги силы.

Где я, боярин? — слабым голосом спросил Григорий. -«

Что со мной и почему меня качает?

Ранен ты, сотник, крепко ранен. Врачевать тебя надобно

50

и ставить на ноги. Оставляем мы тебя здесь вместе с другими ранеными.

Оставляешь, боярин? — встрепенулся Григорий-. — Ведь

я должен... — Он зашелся в кашле, замолчал.

Ничего ты не должен, друже, — сказал Дорош, накло

няясь над ним. — Все, что мог, ты уже сделал, дай теперь и

другим исполнить свой долг перед Русью. Сегодня ты пролил

кровь на моей земле, а я завтра займу место в бою на твоей

земле, и не посрамлю ни твоего, ни своего имени. Это же сде

лают и три сотни моих верных и храбрых казаков, что идут

вместе со мной под московское знамя.

Простившись с остальными ранеными, Боброк и Дорош снова двинулись в голову колонны. Проехав поляну, они остановились, потому что в лес дальше уходили уже две дороги.

Твое слово, атаман, — обратился Боброк к Дорошу,

Обе дороги ведут на Русь, к Оке, — сказал Дорош, — Но

вот эта короче, и потому она наша.

Он тронул коня, но сотник Кирилл встал на пути.

Ты прав, атаман, эта дорога короче. Но только ехать нам

надо по другой.

Это почему же? — удивился Дорош.

На другой дороге нас ждут люди. И я обещал, что мы

встретимся с ними.

Кто эти люди? — настороженно спросил Боброк.

Боярин, поверь мне, это свои люди.