Искатель. 1985. Выпуск №6

— Уходи! Убирайся со своим Серафимом! — прошипела Вероника, но Антон не обиделся и никак не отреагировал на ее грубость. Он сам едва держался, чтобы не сорваться и не закричать, подобно Веронике.

Когда они вошли в кабинет, Серафим по-деловому приказал:

— Запри дверь. Я уверен, что нас могут подслушивать.

Сухов запер дверь на ключ, пытаясь скрыть свое состояние. Достал из стенного шкафа постель. Движения его казались спокойными, предельно расчетливыми, Серафим наблюдал за ним, сидя в кресле.

Вдруг он воскликнул:

— Ну, хоть ты успокоишься наконец-то? Чего испугался? Ну, можно понять Веронику… — Серафим так искусно скопировал выражение испуганного лица Вероники, что Сухов криво улыбнулся. — А ты, как вижу, только бодришься. Я очень признателен тебе за все. Возьми себя в руки. Ничего страшного не случилось.

— Расскажи-ка лучше, кто ты и каким образом попал к нам?

— Сначала ты должен успокоиться.

— Я совершенно спокоен.

— Меня не обманешь. Я читаю твои мысли.

— Расскажи, как ты попал сюда.

— Сам не знаю. Но вспомню…

Сухов вздохнул. Судя по всему, поспать и восстановить силы перед завтрашней сложной операцией ему уже не удастся.

— Не расстраивайся, Антон, тебе хватит времени выспаться и отдохнуть, — сказал Серафим, улыбаясь. — Тебе хочется знать, как я попал сюда? Слушай. Мне помнится ночь, глубокая, темная, как колодец. На дне того колодца лежит мое имя. И легкое дуновение звездных мелодий колыбель мою в пространстве качает. Я помню ночь. Ночь зарождения амебы по повеленью высочайшего творца. Прикосновенья помню рук железных к смятенному и теплому лицу… Ну, как я импровизирую? Не правда ли, очень талантливо?! Я — вундеркинд. Продолжать?.. Да, помню все, хоть ничего не знал я, запомнилась мне ночь, вобравшая в себя день первый. Голод, страх и жажду — мне не забыть нигде и никогда. Жуть космоса не стала мне преградой, я выжил — и к людям…

— Погоди, Серафим. Завтра мы встанем пораньше, — перебил Сухов, — и до начала моей работы заглянем с тобой к моему товарищу, он сам биолог, известный ученый, ему интересно познакомиться с таким вундеркиндом, как ты… Возможно, ты останешься с ним…

— А вот этого я тебе не советовал бы делать.

— Что-о?

— Не советовал бы тебе избавляться от меня. Это не в твоих интересах. Будет очень жаль, если ты поймешь это слишком поздно… Юпитер мог бы тебе кое-что рассказать, если бы он был жив и умел разговаривать. Но, к сожалению или к счастью, те, на кого разгневался Серафим, уже не хотят ничего рассказывать, не желают делиться своей мудростью. Ты меня понял?

— Ложимся спать! — зло приказал Сухов.

— Ты действительно ничего не понял? — произнес Серафим и, внезапно приподнявшись с кресла, прыгнул легко и грациозно почти через всю комнату…

Оказавшись рядом с Антоном, сразу же укусил за шею.

— Теперь понятно? Но сегодня ничего не бойся. И вообще никогда не бойся, если станем друзьями. Искренними друзьями! Договорились? А о себе я расскажу завтра.

Выключили свет и легли вместе, как настоял Серафим. Но заснуть Сухову не удавалось. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, стараясь глубоко и ровно дышать. Серафим прижался к нему своим маленьким тельцем. Сухов неимоверным усилием воли сдерживал внутреннюю дрожь всего тела, опасаясь пароксизма истерических конвульсий. Внушал себе умиротворенность и спокойствие… Но безрезультатно. Сердце бешено колотилось. В голове стоял гул. Серафим несколько раз за ночь тихо спрашивал:

— Почему не спишь?

Но Сухов ничего не отвечал ему.

— Не хочешь со мной разговаривать? Ну, как знаешь.

Утром, выбравшись из-под одеяла, Серафим спросил:

— Мне кажется, ты согласился со мной. Правда? Оставь мне поесть, да побольше, а сам иди на работу. Я тебя буду ждать. И не вздумай наделать глупостей! — сказал поучительно, подняв палец.

Антону нестерпимо захотелось стукнуть вундеркинда и пнуть еще ногой, как нашкодившего щенка. Но сдержал себя. Посмотрел искоса: почувствовал ли Серафим его порыв? Показалось, что тот ничего не заметил. Это его успокоило.

— Ладно, — сказал он. — Поесть найдешь в холодильнике. Да на плите Вероника всегда что-нибудь оставляет. Ты, я вижу, такой, что не пропадешь. До вечера.

14

Во время операции Сухову стало плохо. Перед глазами поплыли фиолетовые круги, затем красные, а потом начала наваливаться серая пелена забытья. Сухов успел отойти от операционного стола, сел на стульчик и потерял сознание. Коллеги с трудом привели его в чувство. Другие бросились искать ему замену, опасаясь за больного, оставшегося на столе.

После третьего укола Антон Сухов наконец открыл глаза.

— Простите, хлопцы… Что со мною?

— Как себя чувствуешь? Отвезти тебя домой или полежишь немного в родной клинике?

Ложиться в палату Сухов отказался, но и возвращаться домой…

— Я малость посижу. А там видно будет.