Искатель. 1985. Выпуск №6

Он колебался: не рассказать ли прямо сейчас обо всем? Понимал: говорить можно не с каждым. Прежде всего нужно связаться с братом, пусть Высший Совет Земли решает, какие службы поднять на ноги. Но в то же время Сухова не оставлял страх. И за себя, и за детей. Вдруг вспомнил прикосновение зубов Серафима к своей шее… Начал убеждать себя, что не следует спешить, нужно сориентироваться. Может, сами собой улягутся страхи, разрешатся проблемы? Но чувствовал: само собой ничего не произойдет. «Почему я сейчас такой? — спрашивал мысленно себя. — Как послушная кукла. Я — послушная кукла. Юпитера нашли убитым. День солнечный. Все вокруг как в кривом зеркале. Трудно дышать… А дома ждет Серафим. Нужно немедленно позвонить Миколе! Кружится голова. Нет, подожду, страшно…»

— Я поеду домой, хлопцы. Простите. Все будет хорошо.

По дороге в машине-такси у Сухова пошла носом кровь.

«Случись это несколькими минутами раньше, меня бы госпитализировали, — подумал Сухов. — И, пожалуй, так было бы лучше. Дома Серафим. Без присмотра… Страшно подумать…»

Подойдя к двери, Антон долго стоял в нерешительности, опасался заходить, боялся увидеть то, что и представить себе трудно.

Однако ничего не случилось. И Серафим почти не изменился, хотя и подрос заметно, но никаких метаморфоз с ним не произошло.

Серафим вышел к Сухову из его кабинета, одетый в старый костюм Витасика, с книжкой в руках.

— Молодец, Антон. Сегодня ты не поздно. А я читаю. Заинтересовался «Диалектикой существования». У тебя неплохая библиотека. Мне нравится у тебя.

— Ты что-нибудь ел?

— Да. Спасибо. Я прекрасно позавтракал. Я съел твою Веронику.

Антон побледнел.

— Ну какой же ты… Пошутил я. Все в порядке с твоей Вероникой. Витасик в школе Аленку я сам в садик отвел…

— Ты отвел?

— А почему ты удивляешься? Или недоволен? Мог бы и сам отвести дочку в садик пораньше, — произнес Серафим, точно копируя интонации Вероники, когда она в плохом настроении.

— А как Вероника восприняла это?

— Вероника? Она уже не боится меня. И даже полюбила. С ней мы поладили. Не волнуйся. Пошли к тебе в кабинет, нужно серьезно поговорить.

Взяв Антона за руку, Серафим повел его в кабинет.

— Садись. Вчера ты хотел услышать, откуда я свалился на твою голову. Сейчас все расскажу. Но слушай внимательно, не торопись с выводами. И… верь каждому моему слову, иначе сказанное потеряет всякий смысл.

— Продолжишь читать свою поэму? — довольно грубо перебил его Сухов. — Я помню ночь, и колыбельку, и колодец… Тек, кажется?

— Напрасно иронизируешь, — чеканя каждое слово, произнес Серафим. — Это лишний раз доказывает то, что земляне пребывают на низком уровне развития. Вот так, Сухов. Надеюсь, ты все же понял из моих слов, что я существо неземное. Но создан подобно землянам.

Сухов опустился в кресло за столом.

— Почему ты такой бледный? Плохо чувствуешь себя?

— Устал очень.

— Может, отдохнешь?

— Нет. Все в порядке. Рассказывай дальше.

— Я действительно помню ту ночь, когда меня создали. Мне кажется, что помню себя даже одноклеточным. Вокруг — какая-то мерцающая темнота, живая темнота. — Серафим, зажмурив глаза, говорил приглушенно, заговорщически. — Я чувствовал, понимал ту темноту всем своим существом, всем телом. Она была доброй, та ночь, ночь моего рождения. Клетка разделилась, и поначалу мне казалось, что я стал существовать в двух особях, но очень быстро понял: мы настолько зависимы друг от друга, что составляем нерасторжимое целое. Потом каждая из этих клеток разделилась, затем следующие… Я очень быстро привык к собственной множественности. Антон, дай мне, пожалуйста, лист бумаги и карандаш… Благодарю… Итак, я постепенно рос. И вот, в какое-то мгновение ночь взорвалась — и я прозрел. Я не был от этого в восторге; каждая клеточка болела. Но мне предстояло развиваться дальше. — Серафим говорил и одновременно рисовал что-то на бумаге. — Знаешь, Антон, как странно и неприятно сознавать собственные тщедушие и уродство. Огромная голова, хвост…

Отложив карандаш, Серафим протянул Антону рисунок.

— Вот посмотри, нравятся тебе такие существа?

На рисунке было изображено нечто походившие на спрута или кальмара, но щупальце располагались по три — сверху и снизу.

— Милое созданьице… Это ты таким был?

— Нет. Таким я не был. Но скажи честно, что ты подумал бы, если бы встретился с таким вот, но только живым?

— А где же твоя способность читать мои мысли?

— Мне хочется, чтобы ты сам сказал это. Чтение мыслей требует много энергии.

— Я тебе уже сказал: милое созданьице. — У Сухова по коже побежали мурашки. Он прекрасно сознавал: все это не сон, не бредовые видения, но воспринимать болтовню Серафима серьезно никак не мог.