Он услышал вздох облегчения, а потом чьи-то мягкие, воздушные, почти невесомые ручки обняли его за шею, чьи-то пальчики, как мураши, забегали по спине, груди и животу, и в мозг ударила волна тупого удовольствия. Тело расслабилось, думать ни о чем не хотелось, и Ганин, так и не успев понять, что же с ним происходит, оказался лежащим на кровати под балдахином. Чьи-то воздушные уста приятно щекотали его губы, воздушные пальцы ласкали щеки и шею, и Ганину показалась такой смешной его утренняя решимость, что он рассмеялся, а в ответ ему рассмеялась и тень.
— От меня не убежишь, Эш Шамаш, не убежишь! — прошелестел, будто сухая осенняя листва, голос. — Я как твоя тень, следую за тобой повсюду! Я — твоя судьба! Мое желание — закон, и моей воле ничто не может прекословить! Ты это понимаешь?! То, чего Я хочу, сбудется непременно! Я, мой дорогой, НИКОГДА НЕ СПЛЮ! И Я знаю свой день и час! Если я сказала, что ты — мой жрец, то так будет вовеки, и никакие бородатые старики и смазливые девчонки мне не преграда!
— Да, это так… — прошептал Ганин. Его разум все глубже погружался во тьму, сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. — Только… только… не трожь ее, слышишь? Не трожь…
— Продашь душу — не трону!
— Продам…
На миг воцарилась пауза, а потом…
— Сделка при трех свидетелях, а-ха-ха! Слыхали, друзья? Записывайте! Записывайте! Время, дату, обстоятельства!
Теневая фигурка вспорхнула с груди Ганина, как птичка, и принялась танцевать возле портрета, делая плавные движения руками, бедрами, головой… Да не просто танцевать, а — рисовать! Ганин отчетливо видел, как при каждом взмахе ее руки могильная чернота с портрета уходила, как сажа, стираемая с поверхности мокрой тряпкой; лицо, руки, шея, платье наливались красками, но вместе с портретом обретала цвета, силу, объем и плотность сама фигура танцующей женщины. И вот уже при полностью восстановленном портрете стоит, торжествуя, ее точная копия!
Ганин сконфузился и попытался было встать…
— Но-но! — раздался резкий окрик. — Команды вставать не было! — А потом женщина повелительно взмахнула рукой, сам собой щелкнул выключатель, подсветка у портрета погасла, и она с размаху прыгнула на кровать.
— Теперь Я буду Снежаной! И если назовешь меня иначе — задушу… Поцелуями! А-ха-ха-ха! — И Ганин действительно едва не задохнулся от последовавших затем длинных, как сама вечность, поцелуев. И их было ровно СЕМЬ.
ВОСЕМЬ…
Ганин проснулся на рассвете. Небо полностью затянули тонкие белесые облака, почти не пропускавшие солнечного света, вся земля была укутана плотной непроницаемой завесой тумана, даже птицы не пели своих утренних гимнов.
Ганин встал и направился к шкафу. Одежда его аккуратно, с какой-то женской тщательностью и заботливостью была развешана по плечикам. Приводя себя в порядок перед зеркалом, он бросил случайный взгляд на кровать и увидел там спящую Снежану. В его голове тут же завертелся, как ворох осенних листьев на ветру, поток воспоминаний: вчерашнее празднование успеха выставки, когда он умудрился потратить за полсуток почти сто тысяч, потом навязчивые просьбы Снежаны показать ее собственный портрет, ночная поездка в имение, совместный осмотр портрета, чувство необыкновенного восхищения на лице Снежи, романтическая ночь… Ганину смутно показалось, что чего-то в этом ряду воспоминаний явно не хватало, но чего — он так и не успел понять, потому что в этот момент его неодолимо потянуло к кровати. Там Ганин еще раз, не в силах оторваться от вспыхнувшей в груди страсти, осмотрел каждый сантиметр незакрытой одеялом части тела возлюбленной Снежи — лицо, шею, руки, грудь… Ему вновь захотелось покрыть их тысячью горячих поцелуев, как тогда, прошлой ночью, но… Ганин побоялся ее разбудить. «Нет пусть поспит, ведь еще даже толком не рассвело!»
Лицо Снежаны было удивительно прекрасным — белое, без каких-либо веснушек и изъянов, золотистый мягкий шелк волос, пухлые алые губки, как бутоны распустившихся роз… Черты лица настолько яркие, что, казалось, совершенно не нуждаются ни в какой косметике. «Просто куколка… — прошептал со страстным придыханием Ганин. — Моя маленькая куколка…» — и послал ей воздушный поцелуй. Девушка, словно в ответ, слегка застонала и улыбнулась, но Ганину почему-то показалось, что она за ним пристально наблюдает, причем видит его насквозь через закрытые веки. От этой мысли ему вдруг стало не по себе и он поспешил отогнать ее прочь. «Мы вместе, и это самое главное».
Ганин отвернулся и направился к выходу из комнаты — решил прогуляться.