Как только полки заняли окопы у Салькова, которые тянулись всего версты полторы кругом, было приказано приступить к рытью землянок, так как здесь, кроме двух-трех возле станции Сальково, их не было, но это приказание вскоре было отменено. Окопы от Сиваша до железной дороги занял 2-й Дроздовский полк, а от железной дороги до моря — 3-й Дроздовский полк. 1-й Дроздовский полк отошел назад и стал в резерве. Остальные части Дроздовской дивизии и обозы прошли через мост в тыл. У самой железной дороги был участок незанятого пространства, где отсутствовали проволочные заграждения. На этом участке должны были стоять бронепоезда.
Около 22 часов красные повели наступление, и по всему участку началась стрельба. Ничего нельзя было увидеть и разобрать. Батареи открыли заградительный огонь на прицеле от 20 до 30. Бронепоезда стали на позиции немного позади, а не на линии окопов, и красные благодаря этому в полной темноте прошли мимо проволоки по железной дороге и вышли в тыл 2-го полка и во фланг 3-го полка. Артиллерии 3-го полка почему-то не оказалось на позиции. Часть 3-го полка попала в плен, но большинство его успело отойти, благодаря чему 2-й полк оказался в очень тяжелом положении, особенно когда бронепоезда, видимо отчасти и по ошибке, открыли огонь на очень близком расстоянии и нанесли большие потери 1-му батальону 2-го полка.
Этот бой описал в своем дневнике капитан Г. А. Орлов{215}
так: «На батарее (3-й Дроздовской) трудно было понять, что происходит в действительности. Стрельба то затихала, то снова возобновлялась, и тогда доносились крики „Ура!“. Бронепоезда отошли на линию батарей. Пуль летело в нашу сторону много и с очень близкого расстояния. Видимости никакой, и что-либо понять было трудно. Батарея же продолжала стрелять, а после приказания открыть беглый огонь последовал приказ сняться с позиции и отходить на перешеек. Моя верховая лошадь Вандея, обычно относившаяся спокойно к ружейному огню, в эту ночь как-то особенно нервничала и жалась от каждой пролетавшей мимо пули. Мы отъехали саженей сто от позиции батареи, когда вдруг слева поднялась снова здоровая стрельба. Я отчетливо слышал, как мимо моей левой руки прошипела пуля и хлопнула в мою Вандею. Та как подкошенная упала, будучи убитой наповал. Такой мгновенной смерти у лошадей я не наблюдал еще. Вместе с лошадью полетел и я и расшиб себе ногу. После поднялся, снял седло и пытался снять и оголовье, но, сколько ни возился, этого не мог сделать, так как при падении голова лошади подвернулась под круп, а вытащить ее я не смог. Когда позади у меня почти никого уже не осталось, я решил бросить все мои попытки снять оголовье и, захватив седло, пошел пешком догонять свою батарею, ушедшую уже далеко. Только в полночь мне удалось ее догнать. В эту ночь нам, усталым, голодным и промерзшим, предстояло проделать еще около 30 верст похода. Все были измучены до последнего. Было страшно холодно, и идти было очень тяжело. Во время этого ночного боя были ранены два офицера 1-го Дроздовского полка, стоявшего в резерве, сразу же позади нашей батареи. Их положили на повозку и повезли. Холодно было настолько, что ехать верхом, или на повозке, или на орудии больше 10 минут было невозможно: все коченело и застывало. Согреться было можно только во время ходьбы. Эти два раненых идти не могли, раны у обоих были легкие, но в ноги. Проходя мимо, я слышал их стоны: „Ой! Накройте же чем-нибудь, мы замерзаем“. Но у санитаров нечем было их накрыть. Верст через 10, около станции Джимбулук, я подошел к их повозке, но они уже не стонали, они замерзли. Вот и смерть от пустячной раны. Летом все было бы благополучно, а при морозе такой конец».Шли всю ночь без остановки. Прошли Джимбулук, станцию Чонгар, Сиваш, двигаясь по линии железной дороги, и пришли в Таганаш. Расстояние верст около 30. Невероятно хотелось пить, есть и спать. Только около 9 часов утра 21 октября Дроздовская дивизия пришла к назначенной точке отхода — станции Таганаш. Там все было забито отступающими частями, квартир не было довольно и большинство людей находилось при большом морозе на открытом месте — там, куда пришли.
22 октября уже было отчасти известно о наших потерях во время столь молниеносного отступления из Северной Таврии. Дроздовская дивизия, единственная, вышла из всей этой передряги благополучно, понеся совсем незначительные потери. Как и в прошлой своей встрече с дроздовцами, при отходе на Новороссийск, Буденный и на этот раз ничего не мог сделать с дроздовцами и поломал на них свои зубы. Что же касается потерь вообще всей русской армии, то они были огромными. Почти все части, кроме дроздовцев и отчасти конницы, понесли большие потери.