Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

Поначалу все шло благополучно, в соответствии с общим планом эвакуации. Корпусу отвели для погрузки пришедший в Ялту транспорт «Сарыч», на него уже успели погрузить часть имущества и младших кадет, когда в город пришли отступающие части конницы генерала Барбовича и «Сарыч» был передан им. Нас сгрузили, и корпус оказался в неопределенном, если не сказать — критическом положении. В порту в это время находился еще один транспорт, уже до отказа набитый людьми и вскоре ушедший, да пассажирский пароход «Константин», на который тоже грузилась конница Барбовича, вперемежку с ялтинской «знатью». Никаких иных транспортных средств не предвиделось, и не на шутку встревоженный Дед, Римский-Корсаков, отправился к заведующему эвакуацией генералу Драценко, чтобы выяснить судьбу корпуса. Для внушительности он взял с собою адъютанта и двух старших кадет, георгиевских кавалеров, вооруженных винтовками. Я был одним из них и присутствовал при этом драматическом разговоре.

— К сожалению, ничего не могу сделать, ваше превосходительство, — заявил генерал Драценко. — Эвакуируются десятки, если не сотни тысяч людей, и транспортов для всех не хватает. В моем распоряжении больше ничего нет.

— Но ведь эвакуация кадетского корпуса была предусмотрена. Мы получили приказ к ней готовиться, и транспорт нам был не только обещан, но и прислан.

— Я это знаю. Но неожиданно в Ялту отступили женские части, которые по плану эвакуации должны были грузиться в других портах. И согласно распоряжению штаба Главнокомандующего, я обязан обеспечить их транспортными средствами в первую очередь.

— Но не оставлять же здесь кадет! Вы не хуже меня знаете, какая участь их ожидает в этом случае. Прошу вас немедленно позвонить в штаб генерала Врангеля и добиться того, чтобы нам предоставили возможность эвакуироваться.

— Я уже звонил и докладывал обстановку. Ответили, что свободных транспортов нет, но обещали, что, если где-нибудь окажется недогруженный пароход или военный корабль, его в последний момент направят в Ялту. Будем надеяться на это.

— Мне нужна не надежда, а уверенность в том, что кадеты не будут брошены. Я за них отвечаю не только перед родителями, но и перед Россией, ибо никто не защищал ее с большей жертвенностью, чем они.

— Я вас понимаю и сочувствую вам, генерал. Но изменить существующее положение не в моей власти.

— Однако городскую публику, которая, оставаясь здесь, рискует гораздо меньше, вы грузите и для нее место нашли. А несколько сот таких вот мальчиков, — сказал багровый от возмущения Дед, указывая на нас рукой, — готовы оставить на расстрел! И это после того, как в самые трудные годы они не жалели для Родины ни крови, ни жизней. Сколько ты получил ранений, Каратеев?

— Три, ваше превосходительство!

— А ты, Вержбицкий?

— Двенадцать, ваше превосходительство!

Кадет Вячеслав Вержбицкий, в 1918 году тяжело раненный осколками снаряда в обе ноги, упал на улице города, в который уже ворвались красные. Мимоходом они его добивали — он получил три пули в голову, два сабельных удара и четыре раза был проткнут штыком. Нашей контратакой город был отбит, Вержбицкий чудом выжил и после бесчисленных операций и трепанаций черепа, пролежав больше года в госпитале, снова возвратился в армию и служил на бронепоезде.

— Вот видите, генерал! И таких у меня больше половины, а остальные, по возрасту своему, еще не в состоянии поднять винтовку. Что же, оставлять их всех на расправу красным?

— Ах, боже мой! — схватился за голову Драценко. — Что же я могу сделать! Есть у меня, правда, одна баржа, но я не рисковал ее вам предложить, ибо она так ненадежна, что никто не захотел на нее грузиться. Если будет буря, наверняка потонет. Словом, посудина дрянь, а команда и того хуже. Но если хотите…

— Можно ее посмотреть?

— Пожалуйста. Мой адъютант вас проводит.

«Посудина» оказалась большой плоскодонной баржей «Хриси», которая принадлежала какому-то греку и обычно совершала рейсы в пределах Черного моря, промышляя главным образом контрабандой. Она была снабжена машиной, позволявшей развивать, скорость до пяти узлов в час, и общий ее вид не внушал никакого доверия. С первого, даже неопытного взгляда было ясно, что в период осенних штормов пересекать на ней море весьма рискованно, особенно при той осадке, которую она получит, когда на нее погрузится несколько сот человек, со всем корпусным имуществом. Но, отказавшись от нее, мы обрекли бы себя на еще больший риск, и потому Дед раздумывал не долго. Баржа была одобрена, к великому неудовольствию ее капитана, который пустил в ход все свое красноречие, чтобы отговорить нас от безумной, по его мнению, затеи. Его поддержала и команда — человек восемь всякого причерноморского сброда, глядевшего волками. Но все это не возымело на нас никакого действия. Баржа была подана к молу, и мы начали на нее грузиться.