Читаем Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма полностью

— Темно. Старик не имеет пару! — промолвил грек с сожалением. — Трапы подняты — не возьмут вас.

— Так кругом вода, куда же нам, как не возьмут?

— На «Георгии»! Позвать командира «Желбата», — во всю глотку кричит Воропай.

— Просим! — ему в тон так же громко добавил я.

— Спасибо, Володя! А то шибко получилось у меня.

— Приказано никого не принимать на борт, трапы подняты! — ответили на «Георгии».

— Просим позвать командира «Желбата», — повторяет Алексей. — Здесь пятеро чинов с броневспомогателя «Желбата». Доложите полковнику, — смирившимся голосом дополняет.

— Трапы подняты! Никого не берем! — отвечает другой голос с корабля категорически.

Время идет, совсем темно стало.

— Опускай трап! Полдиска не пожалею из пулемета — мы с позиций пришли. Разговаривать долго не будем! — разъярился Воропай.

В такие редкие минуты глаза у него становились круглыми и просто кровью наливались. Но «льюис» был у меня в руках. Подождали минутку. Действительно «пробиваться» приходится, но — когда земля под ногами, это привычно, есть опора, а тут шлюпка ходуном ходит, вода кругом. Оба Матиаса как мыши сидят на наших мешках, грек глазами хлопает, буханка за пазухой — но довезет ли домой? Такие хлопцы попались напоследок! Борис тоже злой стоит рядом, винтовку сжал руками, только палец опустить — какой концерт будет! Мы же никого убивать не собираемся, в воздух палить будем — но на борт должны попасть — оправдание у нас всегда есть. Еще минуту выждать. Из нас троих я всегда более спокойный был в момент критический, а потом переживаю — и лучше спать потом. А тут вода кругом.

— На шлюпке — обожди, ребята, маненько. Дежурный придет, — еще иной голос слышим сверху.

— Это матрос какой-то, — говорю я нашим, и винтовки опустились из угрожающей позиции — и нам легче стало.

— Родные мои, кто же там? — слышим мы, пораженные. — Здесь полковник Юдин, за командира батальона.

Да это наш Рыжий, завхоз нашей роты.

— Господин полковник, здесь Воропай, Липеровский, Малеев и два брата Матиас, — кричу я наверх что есть мочи.

— Здравия желаем!

— Подожди, голубчик Липеровский, я все устрою, подожди!

Алеша голос потерял, хрипит. Еще одну «вечность» ждали…

И вдруг — трап пошел внизу.

— Ну, такого я еще не видел, чтобы трап дали. Счастливого плавания.

— Спасибо, грекос. Без тебя что бы мы делали?

Мы были уже на трапе — непривычное приспособление, а грек уж исчез в темноте. Матиасы вперед, за ними мы трое.

— Ну, подумай, кто думал, что опять встретимся, Липеровский, — обнимал нас полковник Юдин очень трогательно.

А у нас простая мысль была — на станции Сюрень вы обязаны были остановиться и нас поднять — вы этого не сделали, но мы здесь — «пробились»!

— Сейчас придет старший офицер корабля, ему доложили, что хотите обстрелять.

Мы подравнялись, и когда подходил морской офицер со своим «адъютантом», то «Смирно! Равнение на-право!» на приветствие мы ответили как положено.

— Мичман, что же вы чушь несли, что они хотят разнести корабль, — это самая дисциплинированная часть на корабле. Полковник, я буду рассчитывать на ваших людей в случае чего. А сейчас, с вашего согласия, предлагаю им 8-й трюм — штурвал старый крутить. Каждый получит две банки консервов в день и питьевой воды сколько выпьют — оценят! Согласны?

— Так точно, г-н полковник!

— Какие молодцы они у вас, полковник!

— Это с броневспомогателя «Желбат-2» — это наша боевая часть, а сейчас в горах стояли.

Полковник запнулся, а моряк даже недоверчиво к нему обернулся:

— Желбат в горах?

— Да, на Бишуе.

Нас подхватил старый боцман, явно с полным удовлетворением, и пошли мы по бесконечным лестницам вниз; по дороге нам каждому выдали по две банки корн-бифа. Матиасы — они оба были слабосильные, один больной, другой, видимо, от сильных переживаний — отпросились в около док оба. Совсем внизу — 8-й трюм: тут деревянный штурвал, когда-то им пользовались, и теперь снова — нет пара! Великолепной работы он имел в диаметре почти четыре метра — каждая смена была из 4 человек, чтобы его крутить, а команда подавалась с мостика — столько-то румбов вправо или влево — все нам боцман объяснил и был очень доволен, что мы поняли. Первая смена — там уже была. И один лишний, который запал к нам. Помещение было большое, все обшитое деревом — тут мы и жили, и спали.

— Через час выходим в море, буксиры уже заведены с ледокола «Илья Муромец». Мы пару не имеем, а дизель быть может запустят для освещения. Если хотите, можете выйти наверх. Кто знает, вернемся ли назад?

И такой был жест у старого боцмана, точно он слезу с щеки смахнул незаметно.

Первая смена была из саперной роты, которая стояла в Севастополе, на фронте никогда не были; были без оружия — к нам был решпект!

Мы вышли наверх, на палубу — было всюду полно людей, штатских беженцев — лежали и спали повсюду, где было место. Пробрались на нос — нам разрешалось куда хотим — 8-й трюм! — открывало все двери — мы были в персонале корабля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее