Читаем Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма полностью

На мачте взвились какие-то синие фонари: матрос нам объяснил, что там слева — ничего не было видно — сейчас проходит дредноут «Генерал Корнилов» — генерал Врангель покидает Крым! Раздалась команда: «На бочке — отдать конец!» Матросы выбирали канаты, укладывали на палубе.

Все взоры были вправо — там оставалась Россия! Темно. И вдруг вспышка — одна, другая, третья, четвертая — батарея красных стреляла по кораблям, что уходили. Гранаты падали далеко от нас — это салют Советского Союза. Подобает.

Безграничные дали России были там далеко за этой батареей. Там — оставалась Россия — и в наших сердцах — навсегда! И будет жить Россия! Прошли Херсонесский маяк — и круто повернули налево, пошли к Ялте; будут брать на борт беженцев. А мы — спать.

На Запад

За нами на буксире болтался миноносец типа «Жаркий» и еще одна шаланда. Шаланду потеряли, а миноносец дважды ловили в море, не выдерживали буксиры, когда море стало шалить волной. Много лет спустя встретил человека, который был матросом на этом миноносце, — первую ночь не спали совсем и измотаны были до последнего. А в Ялте на «Георгия Победоносца» погрузилась семья моей жены — отец и две дочки. Младшая и стала моей женою через восемь лет. На ледоколе «Илья Муромец» оказались тоже «знакомые» — пытался говорить ко всем и вся, в мегафон — генерал Слащев-Крымский пытался восстановить свою репутацию — но поздно. Как всегда!

Наши вахты были по шесть часов — было достаточно тяжело и жарко, — потому что воды давали вдоволь. Ледокол нас тянул, волна сбивала с пути, несмотря на два буксира. С мостика приказ по трубе — три румба вправо, и сразу — четыре влево. И так — без перерыва всю вахту. Хватаешь рукоятку штурвала и тянешь, налегая всем телом; двое — с одной стороны, двое с другой. Как долго мы шли к Босфору — не помню. Там перед проливом собралась импозантная кильватерная колонна кораблей разных силуэтов, больших и малых. Море было мрачно, неприветливо, думы всех были в унисон — а что же завтра, куда, что будет?

В море однажды нас вызвали в ружье — была попытка разграбить склад продуктов. Здесь в таких условиях общей нужды и неудобства. Матросы пришли раньше нас, нашли сломанный замок. Могут быть счастливы грабители, что оставили свою попытку, — сбежали, остались живы. В свободное от работы и отдыха время — выходили на палубу. Несмотря на то что меня всегда прежде тянуло на службу во флот, сейчас море не располагало к себе. Конечно, были «независящие от нас обстоятельства».

Босфор — пришелся нашей смене — это была наиболее тяжелая вахта. Течение сбивало от берега к берегу, а наш путь — фарватер. Мы Босфора сейчас не видели, говорят, красивые берега, живописно разбросаны селения и отдельные дачи — мирная жизнь! Мы крутили штурвал в 8-м трюме — чтобы войти в Золотой Рог — Стамбул-Рейд Моде. Пришли под французским флагом, единственного «союзника», принявшего участие в нашей судьбе, чтобы спасти нас — участников Белой борьбы за российскую государственность. Никто из «союзников» тогда не представлял себе, видимо, того, как была судьбоносна наша борьба для их благополучия. Подняты сигналы — карантин, вода и хлеб. «Георгий Победоносец» подвязался на бочку, не имея пару, не мог бросить якорь.

Мы продолжали жить в 8-м трюме. Большой неожиданностью было, когда полковник Юдин вызвал нас к себе и снабдил каждого большой пачкой денег — тут были всякие «крымские» и «Юга России», — но оказывается, они еще котировались здесь, а нам — очень были нужны. Спасибо нашему завхозу!

Шли дни за днями на этом мрачном рейде. Угнетали всякие невероятные слухи и новости, и усугубился сейчас вечный вопрос — и дальше что? С палубы смотреть было не на что. И лежа у себя в 8-м трюме, более комфортабельно, чем «жили» все остальные, как-то меж нами троими возник вопрос — как это произошло наше общее решение идти на Запад, за границу: меж нами, казалось, не было сговора. И тогда на Сюрени стало нам ясно и сразу — мы уходим на Запад. Без малейшего колебания! Да, мы были готовы к этому моменту, и вопрос был только — когда этот час придет. Это был страшный удар, шок — приказ генерала Врангеля об эвакуации… Но мы трое были готовы принять бесповоротное решение — оно уже было, оно было подготовлено — я его носил в левом кармане френча, который был всегда на мне, — это последнее папино письмо, где он писал: «В случае эвакуации, о которой у нас говорят, — уходи на Запад и разыскивай меня!..» Так оно было…

В. Сабинский{318}

Воспоминания{319}

Кампания в Северной Таврии

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее