Искривление

С ностальгией Лэнс думал о грязной арендуемой квартире, где он нередко голодал, но все же был доволен, а иногда почти счастлив. Улицы, изрытые линиями метро, некогда кипели шумом жизни. Отвратительность небоскребов прятала от людей красоту. Но теперь все было мертво: сила первобытных и полуцивилизованных эпох, интеллектуальный и художественный расцвет третьего тысячелетия, рассудительное спокойствие и духовные ценности четвертого и пятого тысячелетий.

Все мертвые и не погребенные! Но семьсот шестьдесят человек, помышлявших теперь о мире, были живы – вероятно, последние из человечества.

Рид управлял трубкой визора, обыскивающего своими окулярами нетронутую поверхность земли под ними.

– Теперь ты нищий, Уортинг, – с горечью сказал Лэнс своему другу.

Уортинг пожал плечами.

– Я был им все время.

– Мне кажется, я вижу колонию – примерно в пятидесяти милях отсюда! – воскликнул Рид.

Черно-белое пятнышко на желто-зеленой поверхности могло быть чем угодно.

– Следуйте туда, – приказал Лэнс пилоту.

Пятнышко превратилось в деревню и, по мере приближения, превратилось в отдельные здания, приземистые, желто-черные каменные сооружения самой грубой архитектуры. Низкая стена окружала деревушку; за ее пределами, под теплым солнцем, козы и овцы паслись на низкорослой траве. За крошечными пастбищами виднелись сотни мелких земельных участков – жалкие тычки грубых овощей, цеплявшихся за жизнь.

Вращение ручки увеличило работающие на полях фигуры до поразительно больших размеров. Приземистые, некрасивые, неуклюжие, с лоснящейся желтой кожей, в мятых бесформенных одеждах, из-за которых они казались толще, чем могли быть.

– Земледельцы.

– Может быть, мы сможем обменяться с ними на семена, – предложил Рид.

Лэнс ничего не ответил, но продолжал разглядывать ничего не подозревающих трудяг внизу.

– Мне кажется, это женщины, – осторожно заметил он.

– Надеюсь, – ответил Кант, – что знания человечества не будут потеряны, равно как и само человечество.

Корабль бесшумно опустился на землю. Отправили делегацию исследовать деревню, в то время как остальные начали сооружать временные жилища и центр для исследовательских экспедиций.

Женщины безразлично разрешили им изучить местность. На самом деле, во время осмотра им не только не мешали, но и полностью игнорировали.

– Мы не нашли мужчин, – сказал начальник партии, когда они вернулись через час. – Очевидно, они отправились на войну и, конечно, не вернулись. Здесь около четырехсот женщин, и бог знает, сколько детей. Много воды, но зелень растет не так, как хотелось бы.

Женщины молчаливо продолжали трудиться. Они не проявили ни малейшего любопытства. Их сильные тела будто не знали устали.

– По крайней мере, раса не погибнет, – задумчиво сказал Кант, когда они с Лэнсом сидели, прислонившись к борту корабля, наблюдая за неуклюжими и неутомимыми движениями низкорослых, уродливых женщин.

Лэнс лениво проводил взглядом шершня-разведчика, летавшего вдоль стены ближайшей хижины. Тот исчез под карнизом, чтобы появиться через мгновение и улететь. Позже утром заявились десять или одиннадцать шершней, неся крошечные белые личинки – двух из них Лэнс мог разглядеть, несмотря на расстояние. Затем их прибыло еще больше.

Шершни нашли новый дом.

Золото

СОЛОМОН НЕСС громко хлопнул дверью. Двое мужчин, сидящих за столом в задней комнате ломбарда, вздрогнули. Злорадно усмехаясь, Несс бросил на грубый стол из сосновых досок замшевый мешочек.

– Опять! – торжествующе объявил Несс. – Две унции и шесть пеннивейтов[2]. Уже две недели каждый день он приносит одно и то же количество.

Каин хрипло откашлялся.

– Именно за этим ты позвал нас?

– Разумеется.

Несс придвинул стул.

– Этого парня зовут Ллойд Уолш. Приблизительно тридцать лет, довольно высокий, можно сказать, мускулистый. Правда, внешне ничего особенного, больше похож на студента или на продавца…

– Хватит описаний! – рявкнул Хардинг.

Несс перевел взгляд с одного на другого. Испытывая жадное нетерпение, но видя перед собой решительные, жесткие лица, он покорно замолчал, не желая вызвать их гнев. У них были деньги. У Несса тоже имелись деньжата, но он грезил о совсем других масштабах, и эти двое могли осуществить его мечту.

– Так вот, он каждый день приносит мне слиток золота в две унции и шесть пеннивейтов. Я плачу ему шестьдесят долларов. После чего он уходит, не говоря ни слова.

Каин плотно сжал губы. Он посмотрел на Хардинга, затем на замшевый мешочек.

– И что, хорошее золото? – процедил он.

– А вы как думаете? – Несс был оскорблен.

Неловкими пальцами он развязал узел и перевернул мешочек. Блестящий, прекрасный кубик желтого металла упал на стол. Несс вытащил связку тонких пластинок из черного сланца, нанизанных на кольцо, словно отмычки, и потер тремя из них. На поверхностях разной зернистости появились желтые отчетливые следы.

– Тест на чистоту золота, если не знаете, – сказал Несс. – Чем более чистый металл, тем более четкий след он оставляет. Золото в двадцать четыре карата мажет как сливочное масло. Это – двадцать четыре карата[3].

Он взял последнюю сланцевую пластинку и слегка потер.