Искры

— Но ты лишишься оружия, маленькая колдунья, — сказал Аслан также улыбаясь.

— Я себе другое сделаю. И это мною приготовлено.

Аслан взял палочку и подарил девочке один золотой. Маленькая колдунья поблагодарила и удалилась. Мы поехали мимо, не показав виду, что знаем их. Старуха и девочка поступили также.

У ворот дома мы застали мастера Фаноса: он вернулся за несколько часов до нас. По-видимому, лодочник успел ему рассказать о приключениях на озере и в обители.

— Слышал, что вы порядком-таки промокли, — рассмеялся он.

— Монахи нас обсушили, — улыбнулся Аслан.

Мастер вызвал учеников и приказал отвести на конюшню лошадей. Мы вошли в дом.

Фанос стал расспрашивать о монастыре, о том, какое впечатление произвели на Аслана монахи, о монастырских порядках, об их жизни.

Но я не слушал их. У меня не выходили из головы Сусанна и Гюбби. Видно, и на Аслана их внезапное появление произвело тяжелое впечатление: на вопросы Фаноса он отвечал коротко и нехотя, желая поскорей прекратить разговор, чтоб наедине поразмыслить о Сусанне и маленькой Гюбби. Несомненно, что произошло нечто важное, очень радостное или слишком горестное. Эта тайна угнетала и меня, и Аслана. Сусанна ничего не говорила Аслану. Быть может, они обменялись знаками иль намеками, а я, занятый маленькой Гюбби, не заметил этого? Конечно, старуха с девочкой не скоро покинут район нашего дома, и нам удастся еще повидаться с ними. Но куда они ушли? Передав таинственный жезл Аслану, они поспешили скрыться по узкой улочке, ведущей к кладбищу. Быть может, они там и живут, среди покойников? Живые не дадут этим несчастным пристанища, гнушаются цыган…

Но как обрадовалась Гюбби, увидя нас! Я не мог забыть ее милой улыбки на смуглом, загоревшем лице. Почему она была так плохо одета? Где ее пестрое платьице, в котором я встретил ее в праздник богородицы? Бедная девочка! Как тяжело отразилась на ней скитальческая жизнь. Одежда совершенно износилась, обтрепались и лапотки на босых ногах. Без сомненья, они шли издалека.

Старуха на этот раз показалась мне более строгой и даже сердитой. Ведь не могли же шалуны так возмутить ее. Тут, наверное, кроется иная причина. Я знал ее всегда грустной, даже скорбной, но гневной — никогда… У нее на сердце, должно быть, гнетущее горе, горькая обида, которая терзала ее. Еще с того дня, как я увидел ее на арабском минарете среди развалин, она произвела на меня очень тяжелое впечатление: я сочувствовал ей, готов был разделить ее горести, если б она открыла тайны сердца. Что ее угнетало? Почему она вела бродячую жизнь и, как тень, неотступно следовала за Асланом и его друзьями?

Мы разгуливали по саду. Мастер Фанос всё расспрашивал о монастыре, о пустынниках, Аслан не сводил глаз с волшебной палочки, походившей на черную змею; из-под черной краски ясно выделялись голова, глаза, рот и язык. Едва ли Гюбби сама сделала такую красивую вещицу.

— Что это такое? — спросил Фанос, заинтересовавшись палочкой. — Верно, жезл пророка Моисея… Не монахи ли поднесли вам?

— Нет, я купил ее у какой-то цыганочки.

— У той, что ходит со старухой?

— Да, у нее.

— Странная девочка! Полчаса назад она была у нас во дворе. Соседки окружили ее, и она гадала нм. Удивительно находчивая девочка…

— А вам она гадала?

— Я попросил погадать, она посмотрела на меня и сказала: «Вы недоверчиво относитесь к дочери духов — она не может погадать!» — Она называла себя дочерью духов!

— Вы действительно не верите гаданиям?

— Ну, конечно. Но удивительно, откуда она узнала, что я не верю?

Мастера Фаноса позвали в мастерскую. Мы отправились в отведенную нам комнату. Аслан запер за собою дверь, подошел к окну и стал рассматривать внимательно волшебную палочку. Затем он осторожно нажал головку змеи, головка легко отделилась, и Аслан вытащил из середины длинную свернутую бумажку, покрытую сверху донизу условными знаками, похожими на те таинственные письмена, которые женщины покупают у ворожей, прячут их в маленькие серебряные трубочки и вешают себе на шею, а мужчины вкладывают в посохи перед отправлением в далекий путь.

По-видимому, вложенная в волшебную палочку бумажка Гюбби не обещала ничего хорошего: прочитав ее, Аслан совершенно переменился в лице, побледнел и сейчас же сжёг на огне.

— Нас предали, — промолвил он взволнованно.

Я перепугался. Аслан успокоил меня:

— Не бойся, я ждал этого.

— Необходимо, насколько возможно, скорее убраться отсюда, — сказал я.

— Ни в коем случае, — возразил Аслан. — Наше исчезновение возбудит еще больше подозрений.

— Но нас могут арестовать?

— Не думаю. Необходимо только сегодня же повидаться с одним лицом.

Первый случай, когда Аслан сообщил мне тайну: вероятно с целью, чтоб я был осторожней. Мастеру Фаносу он не сказал ни слова. По-видимому, эти люди осведомляли знакомых и даже друзей лишь в той мере, в какой необходимо было, всё остальное хранили в тайне.