Искупление кровью

Вдруг он озвереет, как в прошлый раз? Нет, если я не стану его дразнить. В конце концов, сегодня он меня выручил. Мог отдать в руки этой сволочи. Но не отдал.

Она докурила «кэмел» до фильтра. Скверно будет, если он не придет. Голод, абстиненция.

Но он всегда держит слово. Возможно, самое главное его достоинство. Марианна попыталась представить, каков он с женой, с детьми.

Все девушки его находят красивым. Наверняка потому, что у них абстиненция!

Тем не менее Марианне нравились его глаза. Особенно в гневе. Ярость их окрашивала серым: как море в грозу. Высокий, крепкий. Амбал, одним словом. Часто циничный и холодный. Иногда пылкий и нежный. Непредсказуемый. Но всегда хитрый, себе на уме. Под мелодию поезда 19:40 она вспомнила день, когда их взгляды впервые встретились. Вовсе не сказочка о голубом цветке…

…Снаружи ночь. Марианне холодно. Спасшаяся из ада, она держится на ногах лишь каким-то чудом. Может быть, потому, что у нее нет выбора. Потому, что никто не готов нести ее на руках.

Она едва вырвалась из застенков централа, из когтей охранников, жаждущих мести. Раны недавно зашиты. Фасад кое-как подправлен.

Две надзирательницы встречают вновь прибывшую в незнакомом арестном доме в С. Ее новая темница. Здесь она будет ждать суда за Франсуазу. Ее так или иначе следовало перевести из Р. Здесь у нее не будет ключей от камеры, она не сможет разгуливать по тюрьме целый день. Здесь она останется под замком двадцать два часа из двадцати четырех.

Марианна разделась, вертухайка начинает досмотр, другая стоит на страже в другом конце комнаты. Снаружи, прямо за дверью, два вертухая с дубинками. Превосходящие силы.

«Они меня боятся!» — думает Марианна, и эта мысль согревает. Черт побери, какой тут холод! Хотя уже весна. Думать о смене времен года, хотя ей и мало дела до них с тех пор, как она сидит. Думать не важно о чем, лишь бы не переживать унижение в полной мере. А ведь она должна была бы уже привыкнуть.

Охранница пользуется случаем, со злорадной миной разглядывает знаки, оставленные коллегами. Здесь, как и там, ее ненавидят. Солидарность тюремщиков. Другая наконец заканчивает свою работу. Узаконенное изнасилование.

Марианна одевается. Оставленная в этом холодильнике, прикованная наручником к кольцу, вделанному в стену, она мечтает о сигарете, о горячей еде, о чашке кофе. О койке, пусть даже убогой. Путь был таким долгим. Километры и километры, в хаосе дорог, в заднем отделении фургона, в компании двух равнодушных жандармов.

Меня оставят гнить здесь всю ночь? Хуже того: отправят прямиком в карцер и зададут взбучку. И в конце концов убьют. Я ведь все-таки не бессмертна.

Дверь наконец открывается. Входит женщина, за ней мужчина. Надзирательница останавливается на пороге. Блондинка, волосы средней длины, прическа каре. Черты нежные, мягкие. Что-то еще под этим кроется. Мужчина подходит. Здоровенный амбал. Первое, что она замечает, — это его глаза. Голубые, как небо летом. Она встает, держась за стену. Всегда лучше встречать их стоя. Так сохраняешь достоинство. Гордость.

— Значит, это ты — Марианна де Гревиль…

Ему явно не по себе. Взгляд ледяной голубизны вперяется в кромешную черноту ее глаз.

— Меня зовут Даниэль Бахман, — объявляет он невозмутимо. — Я начальник женского блока. А это Жюстина Феро, дежурный надзиратель.

Заговорил до того, как бить. Но это ее не совсем успокоило. Есть такие, кому нужна раскачка. Тем более что лицо его по-прежнему холодно как смерть. Он закуривает, Марианна с наслаждением вдыхает табачный дым.

— Должен информировать, что директор решил применить к тебе совершенно особые меры. Тебя поместят в одиночную камеру. У тебя нет права на работу и на участие в различных программах, предложенных учреждением…

У Марианны от тоски перехватывает горло.

— Если я не смогу работать, как же мне отовариваться?

— Это не моя проблема… У тебя нет денег?

— Нет… Мне никогда ничего не посылают.

— В таком случае у тебя ничего и не будет. Следовало подумать, прежде чем калечить охранницу.

Марианна хранит спокойствие, хотя санкции уже сыплются градом. Зачем усугублять ситуацию? Она так устала.

— Ты не сможешь покидать камеру без наручников.

— Наручников? — в ужасе повторяет Марианна.

— Да, наручников. Тоже особая мера… Есть еще вопросы?

— Нет, месье.

Кажется, его немного удивил ее уважительный тон, ее вежливость. Но взгляд остается невероятно жестким.

— Предупреждаю: станешь ерепениться — я у тебя отобью такую охоту. Понятно?

— Да, месье.

— Превосходно.

Он не усердствует. Не пользуется ситуацией, чтобы раздавить ее или унизить. Может, это уловка? Вряд ли он так сразу и раскроет карты. Отцепляет ее от стены.

— Повернись.

Застегивает наручники, походя замечая следы на запястьях. Ссадины, синяки повсюду. Берет ее за руку, они выходят из комнаты, впереди Жюстина, так до сих пор и не раскрывшая рта. Бесконечные коридоры, высоченная лестница. Ряды решеток. Начальник все время крепко держит ее за руку. Догадался, что, если ее отпустить, она упадет? Останавливаются перед дверью под номером 119. Марианна не понимает.