Искупление кровью

Пока тетки держат ее, он привязывает провод к верхней перекладине решетки. Больше не нужно оставаться с ней, она не рискует заснуть. Вынуждена стоять на цыпочках, чтобы провод не задушил ее.

Время от времени она позволяет себе коснуться пятками пола. Санкция следует незамедлительно. Провод врезается в плоть, не дает дышать. Ей долго не выдержать. Через час она решает умереть. Становится обеими ногами на пол. Даже сгибает колени. Металл сжимает трахею, позвонки раздвигаются…

Ты должна умереть, Марианна. Прекратить страдания.

Однако ноги распрямляются, будто кто-то отпускает пружину. Рефлекс. Легкие требуют воздуха. Слишком трудно предать себя такой ужасной смерти.

Вторая попытка, еще через час. Опять не получилось.

Марианна уже и не знает, сколько времени борется впустую.

Они наконец возвращаются. День все еще длится. Обрезают провод, она падает камнем. Разбивается на тысячу кусков. Кашляет, сплевывает, дрожит. Стальная проволока по-прежнему врезается в запястья, терзает плоть. Ее привязывают к решетке за шею и за щиколотки, в сидячем положении на этот раз. Ягодицы на пятках, колени на выщербленном полу. Ей едва хватает воздуха. Постепенное удушение.

Приходит ночь. Сорок восемь часов пытки.

Голод, жажда. Холод. Грязь повсюду на теле, все еще обнаженном. Боль, умноженная многократно. Тысячеглавая змея, вонзающая ядовитые зубы в каждую клеточку застывшей плоти.

Наконец-то сон… Коленями на полу. Затылок упирается в решетку. Она настолько изнурена, что уснула бы и стоя. Но они скоро возвращаются. Грубо пробуждают ее. Пинками. Она выкрикивает какие-то слова, без всякого смысла. Полные ужаса нет, трагические довольно.

Они тоже орут. Требуют замолчать. Она подчиняется. Ей показывают чашку горячего кофе, ставят на пол в другом конце камеры. Развязывают ноги.

— Пойди возьми!

Идти она не может, мышцы ног затекли. Она ползет, находит приманку. Как же пить, когда связаны руки? Ангел опрокидывает чашку, кофе выливается на пол.

— Придется полизать!

Она колеблется. Да, колеблется. Но в конце концов поднимает на него глаза:

— Нет.

Он изумлен. Сидя на полу, Марианна ждет продолжения. Их фантазия, не знающая предела, должно быть, измыслила целый набор варварских пыток. Но нет. Ее всего лишь бьют. Снова. Особенно усердствует тот, с гламурной картинки. Другим вроде бы это прискучило. Или дошло, что ее не сломить.

Ожидалось, что она будет умолять, просить прощения. Унижаться. Раскаиваться. Но они получили только страдание, больше ничего. Марианна терпит. Терпит ее беззащитное тело. Ангел продолжает лупить. Выплескивает ярость, копившуюся годами.

Она понемногу теряет сознание. В полночь, нещадно избитая, Марианна уходит.

Даже ведро воды не приводит ее в чувство. Она уже плывет в лимбе ужаса.

Но просыпается на заре. Просыпается. Это кажется невероятным. Несколько минут она думает, что мертва. Но неужели и в смерти этот гнусный застенок…

Тогда она осознает, что еще жива. Руки по-прежнему связаны за спиной, проволока наверняка прорезала руку до кости. Впадая в какое-то новое состояние, она медленно скользит в бездну безумия. Ногой не нащупать ничего, кроме пустоты, один шаг отделяет ее от падения без возврата.

Меня зовут Марианна… Мне двадцать лет. Я… совершила преступление. Она твердит это без конца. Образы. Люди. Имена. Воспоминания. Одно хуже другого. Парад ее сучьей жизни…

Ей больше не холодно. Она лежит в собственной крови, еще теплой. В собственной моче, еще горячей… Долгие, долгие часы. Забитая до смерти, запачканная, готовая перейти в мир иной. Не оставив по себе сожаления. Угрызений совести. Любви.

Пока наконец чье-то лицо не склоняется над ней. Этого лица она никогда не забудет. Лицо женщины, директрисы тюрьмы. Ее глаза, полные ужаса.

— Боже мой!

Смерть отказалась ее забрать. Даже смерти она не нужна.

Ангельский лик улыбался ей. Гримаса демона, видение ада.

Теперь, значит, он подвизается в репрессивном подразделении. Логично. Подходящее место, чтобы безнаказанно проявлять звериную жестокость. Подавлять мятежи, стреляя в толпу резиновыми пулями, избивать вожаков, заниматься перевозкой наиболее опасных заключенных… Самые приятные занятия для такого садиста. Под защитой маски и до некоторой степени закона, создавшего данное ударное подразделение, он мог без препон проявлять свои таланты, этот дока в пытках, как телесных, так и психологических.

Он теперь стоял перед Марианной. Та смотрела на него с возрастающим страхом.

— Похоже, ты не рада меня видеть, Марианна! Ведешь себя скромнее, чем прежде; неужели образумилась?

Марианна не разжала губ. В голове будто выброс рудничного газа.

— Хорошо! Теперь ты любезно расскажешь нам, где прячешь наркотик и кто тебя снабжает…

Очнись, Марианна! Скажи что-нибудь, черт!

— Наркотик?.. Какой наркотик?

Что еще ей было отвечать? Он сунул ей под нос шприц и жгут.

— А это тебе зачем? Играть в доктора?!

— Я… Я больше не колюсь… Это я раньше ширялась… Теперь завязала…

Он схватил ее за руку, закатал рукав. Марианна, скованная страхом, была не в силах сопротивляться.

— А эти следы откуда?