Искусство феноменологии

Для Мальдине особую роль сыграли три момента в развитии феноменологической психопатологии: блейлеровская теория «синтонии», развитая Евгением Минковским в его теории «витального контакта с миром», дазайн-анализ Людвига Бинсвангера и «эстезиология» Эрвина Штрауса. Мы позволим себе кратко напомнить читателю некоторые основные факты и концепции, которые будут использованы в дальнейшем[221]. Принято считать, что отцом современной психиатрии стал Эмиль Крепелин, разделивший в 1898 году эндогенные психозы на маниакально-депрессивный психоз и «раннее слабоумие», dementia praecox. Следующий решительный шаг был сделан Эйгеном Блейлером, который в 1911 году переименовал «раннее слабоумие» в шизофрению и выделил четыре основных диагностических признака этой болезни; в целом блейлеровский подход к диагностике шизофрении продержался почти столетие. Если Крепелин видел в «раннем слабоумии» в первую очередь расстройство интеллектуальной деятельности[222], то прорыв Блейлера заключался в том, что он смог показать, что нарушения когнитивной функции при шизофрении не связаны с ослаблением интеллекта как такового, а вызваны особыми дефектами эмоциональной жизни, а точнее эффективности. С точки зрения развития феноменологической психопатологии особенно значимым оказался тот дефект аффективной способности, который Блейлер назвал «амбивалентностью»

[223]. Аффективный слой переживаний во многом определяет интеллектуальную деятельность и у здорового человека[224], однако у больного шизофренией яркие, но противонаправленные аффекты разрушают ассоциативные связи, что и приводит к характерному для шизофреников «рваному», «бессвязному», неконсистентному мышлению. Блейлер и Кречмар предположили, что основной причиной шизофрении является конститутивное нарушение так называемой «синтонии» – способности со-настроить свое эмоциональное состояние с эмоциональным состоянием окружающих, в то время как у маниакально-депрессивного пациента эта способность, напротив, гипертрофирована[225]. Ученик Блейлера Евгений Минковский сделал следующий шаг: если Блейлер был сосредоточен на влиянии искаженных или вытесненных форм аффективной жизни на когнитивную и волевую способности, то Минковский показывает, что нарушениям аффективного взаимодействия со значимыми другими сопутствуют и своеобразные нарушения пространственно-временного опыта; дефекты аффективности и дефекты чувственности имеют одну и ту же природу.

«Амбивалентность» эмоциональных состояний является лишь одной из примет более общей проблемы – невозможности соотнестись с реальностью в ее противоречивости и подвижности. Говоря схематично, Минковский показывает, что у больного шизофренией отсутствует не столько эмпатия и способность быть в эмоциональном контакте со своим окружением, сколько способность соотноситься с ситуацией в целом. Исходный слой опыта, необходимый для того, чтобы существовать в мире с миром, Минковский называет «живым контактом с реальностью». Сопоставляя характер пространственно-временных нарушений при «общем параличе» (нейросифилисе) и «шизофрении», Минковский подчеркивает, что больные шизофренией, даже если и сознают свое место в пространстве и времени, «не ощущают» его[226].

Нехватку ощущений больной восполняет с помощью рассудка[227], но без «живого контакта с реальностью», без предрационального, чувственного схватывания окружающего их мира рассудочные конструкции оказываются не более чем «злокачественными рационализациями»[228]. Чувственный опыт понимается Минковским существенно шире, чем просто «сенсорный» опыт, поставляющий материал для когнитивной способности[229]: это опыт, определяющий способ схватывания данным субъектом пространства и времени[230]

и тем самым присущую субъекту форму рациональности вообще. Нарушается отношение, граница между «я» и «не-я», между миром и собой: если в норме эта граница является гибкой и преодолимой, то при психических патологиях мир то отделен от больного непроницаемой «броней»[231], то выступает агрессором, грозящим поглотить его[232]. Стоит отметить, что концепция Минковского сформировалась до выхода в свет «Бытия и времени»[233]; его философской базой служит бергсоновская философия «длительности» и «жизненного порыва», а не хайдеггеровская идея «бытия в мире», которая, в свою очередь, легла в основу «эстезиологии» Эрвина Штрауса[234].