Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

75 Если под термином значение слова мы понимаем реальный смысл слова, улавливаемый нами из контекста речи об определенном порядке, определенной сфере вещей, то не следует злоупотреблять этим термином. «Значение» значит у нас также: «важность» («это для меня имеет значение»), «роль» («его значение в этом деле второстепенно»), «ценность» («значение этой работы преувеличено»), «действительность», как «значимость» (в смысле нем. Gultigkeit - «эта бумага потеряла свое значение»), «равнозначность» («профессиональный билет имеет значение удостоверения личности»), «сила» («это не имеет юридического значения»), и, вероятно, много других, не говоря уже о многозначности слов, производных от слова «значение». Нельзя быть уверенным даже, что все эти «значения» - семасиологически однородны и не являются в отдельных случаях простыми омонимами. Какое же научное «значение» имеет, когда защитники «научности» строят целые рассуждения на базисе такой разительной эк-вивокадии. «Слово, - учат нас, — по значению не едино. Можно было бы ожидать разъяснения многотрудной проблемы «единого» и «многих» смыслов слова. В действительности, автору этого афоризма нужно было различить грамматику от семасиологии через различение «принадлежностей» слова «материальных» и «формальных», каковые «принадлежности» устанавливаются как соответствия значениям формальному и материальному (Пешковский А.М. Ор. cit. С. 8 сл. - Пешковский видит «смысловую разницу также между «смотрю» и «смотришь» (Ib. С. 140), имея, по-видимому, в виду разницу лиц). Слово может иметь много значений, смыслов, но только «материальных» (реальных), «значение» формальное (слова или его части, как морфемы) есть не смысл-значение, а служебная в речи роль - приметы, имени (без значения!), клички. Высказывание вроде того, что из двух значений, двух «принадлежностей» слова «вода» (вод-, — а), - причем одно значение есть «прозрачная жидкость без цвета и запаха» (т.е. реальный смысл), а другое - «предметность, единичность, безотносительность»

другой стороны, между словообразованием и словоизменением тако-вОГо различия нет, и словоизменение изучается той же морфологией, том же порядке суждений, то нужно думать, лишь подавляющее влияние практики живого языка, дающего нам словоизменения неизбежно оформленными синтаксически, затрудняет принципиальное различение форм морфологических и синтаксических.

В целом, таким образом, нельзя отрицать, что между морфологией и синтаксисом существует изначальное, принципиальное интенцио-нальное различие. И тем не менее, при всем этом, остается верным, что синтаксические формы, как формы живой речи, формы слова в его конкретном функционировании (подобно формам физиологически функционирующих органов в сравнении с формами анатомическими) как бы покрывают собою формы морфологические. Не что иное, как закон синтаксических образований и построений, конструкций, вызывает к жизнедеятельности формы, накопленные языком в его развитии, учитываемые и классифицируемые морфологией, как тот инвентарь языка, из которого подбирается реквизит к определенному ряду языковых выступлений. Это «покрытие» одних форм другими не нужно мыслить как основание для полного сведения одних форм к другим в порядке логического или объяснительного включения одних в другие. Только предвзятые, и притом научно неоправданные, мнимо-психологические предпосылки создают иллюзию такой возможности. Стоит вдуматься в предлагаемое Фортунатовым противопоставление форм, относящихся к отдельному предмету мысли, и форм, определяемых отношением одного предмета мысли к другому в предложении, чтобы понять действительное отношение тех и других форм. «Представления» не суть элементы, к которым может быть сведено «суждение», или на которое «суждение» может быть разложено, как о том мечтали, например, ассоциационисты и вообще психологи до доказательства принципиальной самостоятельности как представлений, так и суждений. Действительное отношение представлений и суждений, равно как и предметов и их «отношений», «обстоятельств», «положения вещей», «объектива», есть отношение фундирования. Это научное требование должно быть применено и к раскрытию взаимного отношения морфологических и синтаксических форм. Первые в своей существенно номинативной функции составляют фундирующее основание для форм синтаксических, существенно конструктивных и

т е. именуемые, отмечаемые, запечатлеваемые знаком онтические признаки предме-ТаК - получается единое значение этого «отдельного слова» (т.е. лектон), - такое высказывание явно играет тремя разными смыслами единого словечка «значение». Мы л°стигнсм большего, если будем не смешивать, а тщательно различать «значения» знаков морфологических и собственно семасиологических, смысловых.

сигнификативных. И это - независимо от различения морфем корневых и приставочных, принципиальное различие которых сглаживается не только генетическою гипотезою, но и лежащим в ее основе сознанием одинаковости их номинативной функции.