Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

Эти чрезвычайно важные разъяснения могут быть истолкованы нижеследующим образом. Чувство языка необходимо связано, с одной стороны, с самим эмпирическим индивидом, социально сущим, и, с другой стороны, с данным его эмпирическим языком, исторически определенным. То есть это значит, оно не входит, как член, в ту структуру слова-понятия и языка в целом, которую мы рассматриваем как объект sui generis, когда говорим об идеальном языке, «языке вообще», как условии общения (см. выше, стр. 353-354). Оно не есть, следовательно, объективное свойство, присущее самому слову, как чистому пред-

:i Humboldt W. . Ueber die des menschlichen Sprachbaues... § 22. S. 306-307. ,:? Ibidem. § 10. S. 85.

мету, его смыслу и его формам, внешним и внутренним. Поэтому, оно в самом слове, как таком, и в его структуре, не находит себе определенного объективного запечатления. И тем не менее не подлежит сомнению, что соответствующее чувство реально существует и в эмпирической речи играет свою замечательную роль, обнаруживая себя в том, что выше было названо «употреблением» звуковых форм, и в способах такого употребления. Очевидно, его место, раз мы переходим от языка вообще к данному его речевому проявлению, надо перенести из языка как такого, и сознания его объективного единства, в самого говорящего, в индивидуальный, respective, коллективный, субъект. Чувство языка, как и артикуляционное чувство (см. выше, стр. 359-360), есть свойство не слова, как объекта, а говорящего, пользующегося языком субъекта, некоторое его переживание, его естественный дар, хотя и обнаруживающийся в его социальном бытии, как средство самого этого бытия. Как артикуляционное чувство, далее, есть сознание речевым субъектом правила фонетических сочетаний, внешних форм слова, так чувство языка есть сознание правил употребления звуковых форм и осуществление внутренней формы в отбирающем образовании эмпирических слов-понятий. Артикуляционное чувство и чувство языка составляют несомненное единство, которое может быть изображено как особое речевое самочувствие или самосознание: сознание речевым субъектом самого себя, как особого субъекта и всего своего, своей речевой собственности.

Чувство языка можно рассматривать также как переживание производное, - в том смысле, что в отдельных своих проявлениях оно должно быть фундировано на представляющем и рассуждающем акте. Если предметом последнего не служит слово как такое, то соответствующий предмет надо искать в самом речевом субъекте, нуждающемся в словесно-логическом выражении своих мыслей и желаний и располагающем словесными средствами для этого выражения. Мысль субъекта о том, что ему нужно нечто словесно выразить, его желание этого и его стремление к этому, его потребность в этом и нужда, в связи с сознанием своих звуковых (фонетических и морфологических) средств выражения, с сознанием себя, как располагающего этими средствами и способного разбираться в них и выбирать из них, а также в связи с сознанием себя как сочлена сходных с ним, таких же субъектов, с таким же запасом своих средств выражения - вот - тот реальный «контекст», та система вешей, и rcspective, единства сознания этих вещей, как sui generis единого предмета, в которые, как член системы, должно быть вставлено и чувство языка. Единственный способ, каким наличие этой системы, включающей самого субъекта, - если он, вот, например, как сейчас, не прямой предмет и смысл сообщения, - может быть связано с объективною словесною структурою, как такою, есть тот же способ, каким вообще «ес

тсственная» и социальная природа человека отражается на этой структуре. Этот способ есть привнесение к значению слов некоторых субъективных со-значений, субъективных реакций субъекта на сообщаемое, и вообще проявления себя в нем (в «стиле», например), в виде и формах естественной и конвенциональной экспрессии. Безотносительно же к вопросу об отражении такого рода субъективных переживаний в выражаемом словесно-логически, мы имеем дело, следовательно, с проблемою чувства языка, как проблемою, относящеюся непосредственно не к сфере науки о языке как таком, и не к сфере философии языка, а к подлинной сфере ведения психологии как науки, предмет которой — человеческий субъект. Его идеальное место и значение - не в структуре слова-понятия как такого, а в некоторой психо-онтической системе123.

Штейнталь сводит мысли Гумбольдта в формулу, которою можно воспользоваться, чтобы наглядно иллюстрировать разницу психологической и лингвистической интенций, а вместе и точку их касания. Устанавливается «два ряда понятий, составляющих элементы или принципы образования языка:

звук, артикуляционное чувство, звуковая форма или внешняя

звуковая форма -

мысль, внутреннее чувство языка, употребление или внутренняя языковая форма»124.