Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

особыми качествами и свойствами: кто среди что. Субъект должен иметь собственную онтологию197. Ее подлинная сфера — в сущей и становящейся действительности, где только имеет место реализация идеи, замысла и прочего, реализация, осуществляемая «вещью» (субъектом) естественного порядка и действия, но социальной значимости, и в «вещь» (продукт труда и творчества) социально-культурного творческого значения. Сама по себе бездейственная идея претворяется в действенно-реальное и материально-очувсталенное бытие. Она — бездейственна, а поэтому для ее осуществления и требуется помощь и посредство деятельного субъекта, реализатора, агента, в котором (in quo) она как бы пребывает, как материя (ех qua), виртуально, и который сам актуален лишь в реализации идеи198, становящейся вещью-объектом (circa quod). И только в этом последнем виде мы и изучаем реальные вещи, потому что только так их видим, воспринимаем, понимаем. В них же и через них мы узнаем и вещи, — не только объект, но и субъект, т.е. sui generis, специфический объект; без этого воплощения в культурной реальности субъект лишен своих качеств sui generis и принимается как простой объект природы, как задача естественнонаучного изучения.

Что же дает нам понятие «объекта как субъекта»? - В искусстве, знании, языке, культуре, в осуществлении идеи вообще, он входит, как действительный вещный посредник между нею и природною вещью, но в продуктах своей действенности он воздвигает между собою и природою новый мир - социально-культурный, самим этим действием своим преобразуя и себя самого из вещи природной также в вешь социально-культурную. И таким образом, всякая социальная вещь

лящее и прочие «я» есть субъект, не следует, что всякий субъект есть «я»); наконец, я не определяю субъекта, как «единство сознания» (которое и есть единство сознания, а больше - ничего, тогда как действительный субъект включает в себя обширную сферу без- и подсознательного) См. мою статью «Сознание и его собственник (1916) в Юбилейном Сборнике проф. Г. И. Чел Панову. - Что касается проводимого в тексте различения, то для ясности замечу нижеследующее. Если субъект есть действительный субъект, вещь, то можно говорить и о фантазируемом субъекте, которому также приписать способность и акты фантазии. Но такой субъект, вследствие этого, не возвращается из своей отрешенности в действительность; его «субъективность» - фиктивная, квази-субьективность, в действительности - она объектное творчество какого-то действительного воображающего субъекта.

{rt Я считаю, что начало такой онтологии положено Авенариусом. С этой стороны учение Авенариуса, сколько мне известно, еще не разъяснено; поэтому-то и остается до сих пор непонятным и неоцененным все его учение «о зависимом жизненном ряде». Фатальное следствие феноменалистического истолкования Авенариуса! т Но не в реализации себя, как утверждает метафизика персонализма, ибо он, как вещь, всецело, по предпосылке самой же этой метафизики, естественная (психологическая), действует и испытывает воздействие, как и всякая вещь природы, по ее причинным законам.

может рассматриваться как объективированная субъективность (но реализованная идея - в виде социально-культурной объективной данности, предмет «истории»), и вместе, как субъективированная объектив-ность (социально-психологически насыщенная данность, предмет «социальной психологии»)199. Акты фантазии данного субъекта, точно так же, как все другие творческие и трудовые акты, объективируясь в продуктах труда и творчества, в языке, поэзии, искусстве, становятся культурно-социальными актами. Мы имеем дело всякий раз не только с реализацией идеи, но также и с объективированием субъективного, а вместе, следовательно, и с субъективированием объективного -в каждом произведении поэзии, как и во всех других областях творчества. Таким образом, источник, из которого мы можем почерпать знание субъективности, как такой, заключается ни в чем ином, как в самом продукте творчества2™. Нужно найти способы, которыми вскрывалась бы эта субъективность в точном и строгом смысле.

Выше мы говорили об отборе в образовании понятий, и в этом мы видели свободу научного творчества. То же самое теперь относится к образованию тропов («образов») по законам и алгоритмам внутренних поэтических форм, как форм, поэтически передающих фантазируемое, отрешенное бытие. Поскольку в поэтическом произведении речь идет

0 применении этих законов, как об осуществлении руководящих творчеством идей поэтичности и художественности вообще, под эгидою которых преобразуется предмет в «идеал», смысловое содержание в «сюжет», действительное в отрешенное, постольку мы имеем дело с объективною культурою — и в содержании, и в форме201. Их субъектив-