Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

И далее Пропп обосновывает продуктивность функционального методологического подхода к исследованию сказок: «Мы предпринимаем межсюжетное сравнение ... сказок. Для сравнения мы выделяем составные части волшебных сказок по особым приемам (см. ниже) и затем сравниваем сказки по их составным частям. В результате получается морфология, т.е. описание сказки по составным частям и отношению частей друг к другу и к целому.

Какими же методами может быть достигнуто точное описание сказки?

Сравним следующие случаи:

1. Царь дает удальцу орла. Орел уносит удальца в иное царство.

2. Дед дает Сученке коня. Конь уносит Сученко в иное царство.

3. Колдун дает Ивану лодочку. Лодочка уносит Ивана в иное царство.

4. Царевна дает Ивану кольцо. Молодцы из кольца уносят Ивана в иное царство и т.д.

В приведенных случаях имеются величины постоянные и переменные. Меняются названия (а с ними и атрибуты) действующих лиц, не меняются их действия или функции. Отсюда вывод, что сказка нередко приписывает одинаковые действия различным персонажам. Это дает нам возможность изучать сказку по функциям действующих лиц.

Мы должны будем определить, в какой степени эти функции действительно представляют собой повторные, постоянные величины сказки. Постановка всех других вопросов будет зависеть от разрешения первого вопроса: сколько функций известно сказке?

Исследование покажет, что повторяемость функций поразительна. Так, и баба-яга, и Морозко, и медведь, и леший, и кобы-лячья голова испытывают и награждают падчерицу. Продолжая наблюдения, можно установить, что персонажи сказки, как бы они ни были разнообразны, часто делают то же самое. Самый способ осуществления функций может меняться: он представляет собой величину переменную. Морозко действует иначе, чем баба-яга. Но

функция, как таковая, есть величина постоянная. Для изучения сказки важен вопрос что делают сказочные персонажи, а вопрос кто делает и как делает - это вопросы уже только привходящего изучения. Функции действующих лиц представляют собой те составные части, которыми могут быть заменены "мотивы" Веселовского или "элементы" Бедье. Заметим, что повторяемость функций при различных выполнителях уже давно замечена историками религии в мифах и верованиях, но не замечена историками сказки (Вундт, Negelein). Подобно тому, как свойства и функции богов переходят с одних на других и, наконец, даже переносятся на христианских святых, точно так же функции одних сказочных персонажей переходят на другие персонажи. Забегая вперед, можно сказать, что функций чрезвычайно мало, а персонажей чрезвычайно много. Этим объясняется двоякое качество сказки: ее поразительное многообразие, ее пестрота и красочность, с другой стороны — ее не менее поразительное однообразие, ее повторяемость». Цит. по: Там же. С. 28—30.

С. 47. ...Как Виноградов В.В. Творчество Достоевского. С. 50. Ср. об Аввакуме. - Виноградов пишет: «В истории литературных форм процессы эстетических взаимодействий создают объединения художественных произведений в группы, которые принято называть именем литературной школы». Цит. по: Виноградов В.В. Сюжет и архитектоника романа Достоевского «Бедные люди» в связи с вопросом о поэтике натуральной школы // Творческий путь Достоевского. Сб. статей / Под ред. Н.Л. Бродского. Л.: Сеятель, 1924. С 50. — Шпет имеет в виду статью: Виноградов В.В. О задачах стилистики. Наблюдение над стилем жития протопопа Аввакума // Русская речь / Под ред. Л.В. Щербы. I. Пг., 1923. С. 195-293. Виноградов пишет: «Становясь достоянием значительной группы писателей, литературной школы, явления индивидуально-поэтического стиля тем самым механизуются, обнаруживая тенденцию к превращению в языковые шаблоны (клише) и к проникновению в диалекты разговорного языка. Таким образом, предельной фикцией в изучении поэтической стилистики является стиль «школы» как некое отвлечение однородных стилистических особенностей в «языковом творчестве» группы лиц, объединенных тяготением к одному художественному центру.

Вполне понятно, что с этой точки зрения едва ли возможно говорить о «поэтическом стиле эпохи», если не разуметь под ним стиль господствующей литературной школы. Христиансен дает ему такое определение: «Вот это общее, что встречается в собственном стиле близких по духу современников, и есть стиль эпохи в авто

номном смысле этого слова. На самом деле, значит, стиль эпохи сводится к отдельным личным стилям, но образует по отношению к ним своего рода обшее понятие и оказывает на них живое влияние, которое не могло бы породить одно подражание; но это все-таки и не простое universale post rem»16. Но ведь близкие по духу, т.е. по приемам использования наличного языкового материала художники и составляют то, что принято называть литературной школой. Общие же черты в стилях всех без исключения поэтических школ той или иной эпохи, вероятно, сведутся к указанию на установившиеся в пределах того или иного диалекта нормы символических изображений и их синтаксической группировки.