Искусство наступать на швабру

Гераклов поправил на носу очки:

– Я даю вам последний шанс осознать всю преступность ваших деяний и искренне раскаяться. И, может быть, кислоярский народ...

– Вы говорите так, будто не вы у нас в плену, а мы у вас, -ухмыляясь, перебил его кок.

– За вами нет будущего, – презрительно бросил Гераклов. – Но я обещаю, что когда вернусь в Кислоярск...

– Неверрр-нешься! – радостно закаркал Гриша.

– Вернусь, вернусь! – уверенно заявил Гераклов. – И вы, все трое, вся ваша воровская банда, займете достойные места в тюрьме Анри Матисса рядом с камерой вашего пахана товарища Разбойникова.

– Насколько я знаю, Александр Петрович Разбойников в настоящее время находится вне стен тюрьмы, – учтиво заметил Серебряков.

– Поймаем! – безапелляционно ответил политик.

– Ну, ловите, ловите. – C этими словами кок, опираясь на костыль, встал с кресла и медленно снял с глаза повязку, а затем торжественно отклеил густые брови и рыжую шевелюру.

Увидев истинное лицо Серебрякова, Гераклов ощутил ледяную пустоту в груди, ноги его подкосились, и он медленно осел на холодный каменный пол.

* * *

Около полуночи Андрей Владиславович Oтрадин вошел в радиорубку и, плотно прикрыв дверь, принялся настраивать рацию. Вскоре оттуда раздались характерные звуки, похожие на собачье хрюкание, по которым Oтрадин определял, что его собеседник вышел на связь.

– Буревестник, Буревестник, это Чайка. Как слышно? Выхожу на прием, -заговорил радист. Из динамика раздался приятный низкий голос:

– Это Буревестник. Чайка, слышу вас нормально, только говорите чуть громче.

– Громче не могу, – понизив голос до полной конспиративности, ответил радист. – У нас события приобретают совершенно угрожающий оборот, в плену у пиратов оказался объект Г.

– Объект Г. – это Грымзин или Гераклов? – спросил Буревестник.

– Гераклов. И у меня есть все основания полагать, что его-то они не пощадят. По-моему, надо прислать подкрепление.

В динамике наступила пауза. Наконец, Буревестник вновь заговорил:

– Наш босс в курсе, но если он окажется не у дел, то помощи вам ждать неоткуда.

– Пользуясь моим особым положением, можно было бы протянуть еще день, максимум два, – сказал Oтрадин, – но задача осложняется тем, что Грымзин, кажется, и пальцем не пошевелит, чтобы вызволить Гераклова. Но у меня тут возник еще один план...

– Действуйте по своему усмотрению, – ответил Буревестник, – мы вам доверяем. A послезавтра, надеюсь, многое прояснится. Желаю удачи.

– Спасибо, – улыбнулся Oтрадин. – Удача – это как раз, чего мне сейчас больше всего надо.

Андрей Владиславович отключил рацию и, закрыв глаза, откинулся на спинку стула.

* * *

– Это вы... вы?.. – обреченно прошептал Гераклов, едва придя в себя.

– Да, я, – веско ответил кок. – Авантюрист, террорист, государственный преступник, которым так называемые демократы пугают своих детишек. Одним словом, Александр Петрович Разбойников. Ну что, Гераклов, ты и теперь намерен посадить меня на кол?

Гераклов молчал, лишь подобно выброшенной на берег рыбе хватал ртом затхлый подвальный воздух.

– A как же... это самое?.. – наконец спросил политик.

– Вы имеете в виду ногу? – докончил его мысль Серебряков-Разбойников. – Охотно удовлетворяю ваше неуемное любопытство: пришлось отрезать в целях конспирации. A если точнее – в целях предотвращения заражения крови вследствие укушения меня несознательной змеей генерала Курского.

– Петрович вел себя как настоящий революционер, – встряла Степановна. – Мы не могли обратиться в больницу, и нам с Лукичом пришлось это делать кустарным способом – пилой.

– И даже без наркоза?! – ужаснулся Гераклов.

– Ну почему же без наркоза? Мы надели ему наушники и пустили "Марсельезу". Так Александр Петрович не только подпевал во все время ампутации, но даже порывался встать по стойке смирно.

– A боли я и не чувствовал, – сказал Александр Петрович, – славный гимн подействовал лучше любого Кашпировского... Ну ладно, хватит бузить, давайте решать, что с ним делать.

– Замочить, суку! – мрачно предложил Лукич.

– Повесить, – заявила Степановна, потирая пухлые ручки.

– Рррасстрррелять! – радостно прокаркал Гриша.

Петрович покачал головой:

– Какая убогость мысли – замочить, повесить да расстрелять. В этом отношении нам с вами, товарищи, стоило бы поучиться у нашего дорогого гостя. Позвольте вам, Константин Филиппыч, напомнить ваши же слова: "Нечего тратить на коммунистов пули и порох, лучше посадить их всех на осиновый кол посреди болота". Отличная мысль! Именно так мы с вами и поступим. Вы не против, господин Гераклов, или предпочли бы иной способ приведения приговора в исполнение?

– Делайте, что хотите, – устало вздохнул Гераклов. – Неудачникам не место в этой жизни.

– Не будем спешить, – сказал Разбойников, – вы у нас не один. Огласите, пожалуйста, список.

Степановна извлекла из-за пазухи длинный мелко исписанный бумажный свиток и, подойдя поближе к канделябру, стала зачитывать: