Раньше я не придавала большого значения темпераменту и не считала эти спирали важными. Только когда я начала клиническую практику, я заметила, как они проявляются. На одном школьном собрании Габриэла рассказала о том, что беспокоится о своем сыне – девятикласснике Джиме, который казался очень застенчивым. В детстве она была такой же. Несмотря на то что она сделала успешную карьеру бизнес-консультанта, ей все еще было трудно общаться. Когда она выросла, ее серьезные проблемы с публичными выступлениями сделали некоторые аспекты ее карьеры чрезвычайно напряженными и заставили ее отказаться от некоторых возможностей.
– Я не хочу, чтобы у него были мои проблемы, – сказала она, отметив, что у нее и у Джима дислексия.
В течение следующих недель я помогала Джиму смириться со своим диагнозом и принять самого себя. Я не собиралась «делать» его экстравертом. Вместо этого я хотела показать ему красоту его же темперамента, помогая проверить границы своих возможностей. Я узнала тенденцию, описанную Сьюзан Кейн в ее книге «Интроверты. Как использовать особенности своего характера»[90]
. Школы в США часто отдают предпочтение экстравертам, игнорируя такие черты школьников, как сосредоточенность и развитое воображение, которые могут иметь интроверты. Несмотря на то что у Джима были отличные идеи, он не хотел привлекать к себе внимание. Его учитель был недоволен, что мальчик не участвует в работе, из-за чего его разочарование росло, и он оценивал мальчика все хуже.Я применила систему РИО. Для начала я развила мнение Джима, задав вопрос, почему он не хочет привлекать внимание.
«Я хочу быть уверенным, что я могу сказать что-то хорошее», – ответил мне Джим.
Мы обсудили это и пришли к выводу, что чувство уверенности в том, что он готов, – естественное, приемлемое и даже полезное ощущение. Затем мы
Этот процесс позволил Джиму увидеть его склонности к состраданию и признать, что они не были «плохими». Его новая система позволяет ему
Соответствие школы темпераменту ребенка
Моя работа с Джимом подтвердила важность контекста и «соответствия», которую я почувствовала, когда училась в университете и практиковалась в разных школах каждые несколько месяцев. Это были государственные школы, где учились дети из разных этнических и социально-экономических слоев, но между ними было несколько ключевых отличий. В одной школе звонок звенел на каждом уроке так громко, что парты ходили ходуном. По громкоговорителю часто раздавались объявления.
«Жозе Р. вызывают в кабинет директора», – сказал динамик скрипучим голосом.
Жозе притворно спрятался под своим столом. «Можно не я?» Он вылез оттуда весь красный.
Днем дети бегали на игровую площадку, их голоса доносились эхом. Эта какофония звуков вызывала у меня чувство клаустрофобии. Я думала, что это чувствую только я – интроверт до мозга костей, чувствительная к звуку, – но скоро я заметила, что Жозе и еще несколько ребят держались в стороне. Когда я спросила у мальчика, все ли с ним в порядке, он вежливо улыбнулся и сказал: «Если вы не возражаете, мне нужно немного времени, чтобы ничем не заниматься».
Тогда я не придала этому ответу большого значения. Но поразмыслив, я увидела за его фразой глубокую проблему. Многим детям нужно «время, чтобы ничем не заниматься», чего им не позволяют ни дома, ни в школе. Когда учителя быстро говорят, дети с низкой скоростью обработки информации и реактивным темпераментом могут отстать. Наша культура достигаторства только усугубляет проблему: детей заставляют отвечать быстро, не обращая особого внимания на их стиль обучения или темперамент.
В другой школе в Уинтропе, в штате Массачусетс, я столкнулась с такой историей. Когда я ехала в метро к школе на берегу океана, я ощутила прилив энергии. В небольших классах дети могли работать в группах, между которыми была большая дистанция, или в одиночку. Из-за несовпадения обеденных перерывов дети были ограничены в общении с некоторыми друзьями. Прозвенел звонок, но без надрыва, который был в предыдущей школе. Даже в коридорах там было тише.
Чувствуя себя спокойнее, я задавала меньше вопросов, но они были более конкретные. Вместо того чтобы спрашивать: «Имело ли это смысл?», я обращала внимание на реакцию детей: смеялись ли они над шутками? С выражением ли читали?