Я существовал в опрокинутой реальности. Мое восприятие, пусть и неверное и ребяческое, вернуло меня в детство, напомнило об играх в «понарошку», прятках и «семи минутах в раю». В реальности, которую я воспринимал, я был как ребенок, который – от стыда, из чувства невероятной незащищенности или просто потому, что хочет, чтобы его оставили в покое, хочет исчезнуть, – решает поверить, что если он закроет глаза и уши, то никто его не увидит и не услышит. Внешняя, настоящая реальность заключалась в том, что на меня смотрели, меня снимали и, возможно, оценивали. Но «Генератор» создавал альтернативную, внутреннюю, обманную реальность, в которой мы со спутницей исчезли, будучи у всех на виду. Не имея возможности видеть или слышать, как нас воспринимают, я чувствовал себя необремененным, будто и не было никакого восприятия, кроме моего собственного. Абрамович установила связь с моим внутренним ребенком, за меня закрыла мои глаза и уши и дала мне и моей спутнице возможность побыть одним и без стеснения играть, создавая и исследуя ту реальность, которую мы вообразим своей. Абрамович оставила нас незащищенными, забрав наш страх и даже наше осознание собственной незащищенности.
Однажды профессор писательского мастерства сказал мне, что письмо, так же как и сотворение искусства, подобно прогулке по сцене голышом: писатель и художник должны полностью, хоть и не буквально, оголиться. Но, добавил профессор, секрет в том, чтобы через акт обнажения и разоблачения себя заставить аудиторию не заметить наготу писателя, а почувствовать собственную оголенность и незащищенность. Таким образом, писатель, делая личные признания, становится каналом передачи для всего, что каждый из нас держит в секрете, иногда даже от самих себя.
Абрамович часто выступала обнаженной, но даже будучи полностью одетой, она идет по сцене голой и незащищенной. Даже будучи лишь зрителем ее перформансов, я практически всегда ощущал ее наготу сильнее, чем свою собственную. А в «Генераторе», даже если, как мне кажется, я взаимодействовал и танцевал с самой Абрамович, это глубоко подействовало на меня лично. Я чувствовал свое абсолютное присутствие в моменте. Мое предвзятое мнение о том, чем будет это произведение искусства, ни в коей мере не совпало с реальным опытом, который я-незащищенный прожил нутром. Я усвоил уже выученный урок: искусство, которое требует слепого прыжка веры, уводит в царство неожиданного.
Глава 12
Путешествие
Ричард Серра: Закрученные спирали и эллипсы в Dia: Beacon
Американский скульптор Ричард Серра (род. 1938) дарит нам неповторимый опыт, который объединяет искусство, архитектуру и природу. В движении сквозь монументальные «Закрученные спирали» или «Закрученные эллипсы» Серры – эти массивные, похожие на лабиринты скульптуры из ржавой стали, которые также напоминают места кораблекрушений, песчаные каньоны и огромные ракушки, – есть что-то примитивное, взывающее к глубинным чувствам, сбивающее с толку своей таинственностью. Высокие и покатые двойные стены этих скульптур неподвижны, но кажется, что они отвечают на ваше присутствие, как будто расширяясь и сжимаясь, склоняясь к вам и отшатываясь от вас, пока вы продвигаетесь вдоль них по узким коридорам. Исследуя эти извивающиеся каналы изнутри, я чувствовал себя так, как если бы меня проталкивали по пищеварительному тракту; словно меня сжали в тисках или заперли в лабиринте; будто я похоронен живьем или замурован в пещере. А когда в одиночестве выходишь из узких, покатых тоннелей к их внутренним открытым центральным площадкам овальной формы, где ты сам, свет и пространство вокруг внезапно обретаете освобождение вкупе с защитой, это вызывает ощущение уединения, балансирующее на грани ликования.
Четыре такие огромные скульптуры – «Закрученный эллипс I» (1996), «Закрученный эллипс II» (1996), «Двойной закрученный эллипс» (1997) и «2000» (2000; ил. 11
) – установлены в Dia: Beacon Riggio Galleries, музее Dia Art Foundation – коллекции, которая в основном состоит из произведений минималистического искусства, созданных с 1960-х годов до наших дней. Эти четыре массивные скульптуры Серра выстроились в похожем на пещеру бывшем складе компании «Nabisco» с видом на реку Гудзон в городе Бикон, штат Нью-Йорк. Когда я в последний раз смотрел эту экспозицию, свет, лившийся сквозь расположенные ближе к потолку окна, медленно затухал и отблесками каминного пламени скользил по ржавым, испещренным царапинами стальным бокам скульптур. Тени сгущались и удлинялись, и высокие изогнутые стены скульптур темнели. Их оттенки менялись: бархатисто– и желтовато-красные бурели, мерцающие серовато-стальные чернели, а рыжие, золотисто-коричневые и охристые посверкивали красноватыми слезами и золотистыми прожилками.