Ислам и Запад

Но тут речь шла о сравнительно безобидных врагах. Когда речь заходила о положении мусульман в Советском Союзе, странах Восточной Европы и Китае, политика и даже комментарии становились куда более осмотрительными[128]

. Осторожный подход к советско-исламским отношениям стал еще заметнее после вторжения в Афганистан. В конце 1979 года Советский Союз, который после серии подготовленных им переворотов уже занимал в Афганистане господствующее положение, решил, что для его поддержания необходима военная сила. Советские сухопутные войска и авиация начали полномасштабное вторжение в страну, в ходе которого нарушили международно признанную границу, арестовали и расстреляли правительство — которое, кстати говоря, сами в большой степени привели к власти — и, чтобы удержаться, прибегли к самым зверским репрессиям против гражданского населения Афганистана. Кажется, более явную агрессию трудно себе представить — но еще более явной была угроза, и реакция оказалось соответственно приглушенной. На Генеральной Ассамблее ООН, во время встреч неприсоединившихся стран и стран третьего мира и даже на исламских встречах на высшем уровне оказалось невозможным добиться открытого осуждения советской агрессии и оккупации. Самое большее, чего удавалось достичь, были мягко сформулированные упреки, избегавшие таких оскорбительных слов, как «агрессия» и «оккупация» (а по большей части и упоминания Советского Союза), и «требовавшие» или «призывавшие» к выводу «иностранных войск» из Афганистана. В дискуссиях, которые приводили к принятию подобных резолюций, самым примечательным было активные выступления Сирии, Южного Йемена, ООП, а иногда также Алжира и Ливии в поддержку Советского Союза. Панисламизм со своим мини-джихадом против мини-врага и исключительной осмотрительностью во всем остальном в качестве реальной силы в международной политике смотрелся не слишком убедительно.

Однако не следует судить о мощи и жизненной силе ислама по неудачам панисламской дипломатии старого образца. Сила ислама куда ярче проявляется во внутренней политике мусульманских стран. Два примера из жизни стран с автократическим правлением показательны в этом отношении. Первый случай произошел в Тунисе, где в феврале 1960 года президент Хабиб Бургиба выдвинул интересную идею о том, что месячный пост в Рамадан, с соответствующим упадком труда и производства — непозволительная роскошь для бедной развивающейся страны. Но просто отменить одно из основных предписаний шариата мусульманский правитель не может. Президент попытался оправдать отмену поста в понятиях самого священного закона, который разрешает мусульманину нарушить пост, если он сражается в священной войне, джихаде. Бургиба утверждал, что развивающаяся страна постоянно находится в состоянии джихада, а война за обретение экономической независимости посредством развития сравнима с оборонительной войной за национальную независимость. Во исполнение этой максимы он предложил отменить порядок, по которому рестораны, кафе и другие публичные места во время Рамадана были закрыты днем, и обязать их соблюдать обычные часы работы. В поддержку новой интерпретации шариата он пытался получить фетву, то есть постановление, от муфтия Туниса и других религиозных властей. Те отказались. Огромное большинство народа продолжало соблюдать пост несмотря на разрешение президента не делать этого, а Бургибе в конце концов пришлось более или менее изящно отступить. Даже самовластный социалистический глава государства, преследовавший столь благую цель, как экономическое развитие, не мог отмахнуться от недвусмысленного установления шариата.

Еще более ярким примером налагаемых на самовластие религиозных ограничений явились события весны 1967 года в Сирии. 25 апреля этого года официальный орган сирийской армии, еженедельник «Джайш аш-Шааб» («Армия народа»), опубликовал статью молодого офицера по имени Ибрахим Халас о том, как следует формировать характер «нового арабского социалистического человека». Единственным путем построения арабского общества и цивилизации было, согласно статье, создание нового социалистического араба, который бы верил, что Бог, религия, феодализм, капитализм — словом, все понятия, господствовавшие в старом обществе, суть не более чем «мумии в исторических музеях», и есть только одна истинная ценность: вера в нового, опирающегося на собственные силы человека, который трудится ради человечества и знает, что смерть неизбежна и после нее нет ничего — «ни рая, ни ада».