Испанец. Священные земли Инков

– Пушки?.. – удивился андалузец, подняв голову, чтобы взглянуть на губернатора. – Ты меня просишь показать тебе, как изготовить пушки?.. Боже праведный!

– А почему нет? Нам всего лишь требуется, чтобы ты снабдил нас таким же оружием… «пушками» и черной пылью, которая является их духом.

– Думаешь, что этого достаточно? Пороха и пушек?

– Конечно! – запальчиво крикнул Айри Уако. – В одинаковых условиях мы бы скинули их в море раз и навсегда.

– Это не так просто!.. – уверенно заявил испанец. – Чтобы покончить с Писарро, необходимо нечто большее, нежели пушки и миллион человек.

– Разве он бог?

– Нет. Он не бог. Всего лишь человек… И старый. Но крепкий орешек.

– А пушка его может убить?

– Конечно!..

– В таком случае сделай нам пушки, и мы с ним покончим.

– Сомневаюсь.

– Почему? – не унимался историк. – Почему, можно узнать?

– Просто потому, что это Писарро и он доказал, что может завоевать Империю меньше, чем с парой сотен человек.

– Будь у нас оружие, он бы этого не сделал!

Алонсо де Молина обвел взглядом членов Большого совета, и, можно сказать, в его глазах промелькнул оттенок презрения, когда он чуть ли не с вызовом произнес:

– Он бы все равно это сделал. Даже если бы я снабдил вас пятьюдесятью пушками и сотней мешков пороха, он вошел бы в Куско, даже если бы вы и выставили вперед миллион солдат.

– Ты настолько низко нас ценишь?

Он решительно ответил:

– Никоим образом… Я вами восхищаюсь. Народом и солдатами. Я знаю, что вы великий народ и заслуживаете лучшей участи, чем попасть в руки Писарро, но в нем есть нечто такое, что превосходит любые человеческие мерки… – Он замолчал, долго размышлял, а затем, по-видимому, принял непростое решение: – Ладно! – сказал он. – Я изготовлю пушки и порох и научу вас с ними обращаться с одним условием. Всего одним! В тот день, когда эти пушки и этот порох отправятся в Куско, я беспрепятственно уйду отсюда вместе со своей семьей.

– И куда же?

– В восточные сельвы. В бескрайние земли ауков, в которых, надеюсь, я больше никогда не услышу ни о Писарро, ни о Манко Капаке. Я устал от войн и смертей и больше не могу разрываться между верностью моей прежней родине и стране, которая стала мне родиной сейчас… – Он с раздражением поскреб бороду; чувствовалось, что он глубоко подавлен. – Я всего лишь ищу тихое место, где мог бы устроить свою жизнь вместе с теми, кого люблю. Этого мне вполне достаточно.

Верховный жрец Тиси Пума пристально посмотрел на него, а затем, переглянувшись с губернатором, спросил:

– Если мы примем условие, ты поклянешься никогда не возвращаться?

– Конечно!

– И никому не расскажешь о существовании «Старого гнезда кондора»?

– Я поклялся бы честью.

Девять членов Большого совета тихо переговорили друг с другом, и в конце Тито Амаури как официальное лицо вновь взял слово:

– Сколько пушек ты бы мог нам изготовить?

– Около пятидесяти.

– А пороха?

– Сто мешков.

– Что тебе потребовалось бы?..

– Золото для пушек и селитра, сера и древесный уголь для пороха.

– Ты научишь нас обращаться с пушками?

– Естественно.

– Сколько времени тебе понадобится?

– Это зависит от вас… – ответил андалузец, повышая голос, потому что шум дождя временами становился громким. – Но полагаю, что через пару недель все будет готово.

– Я хотел бы верить, что ты не пытаешься нас обмануть… – сказал Урко Капак. – Мне было бы больно, если бы ты так поступил.

– Обмануть вас?.. – удивился испанец. – Каким это образом я мог бы вас обмануть, начиная с того момента как вручу вам пушки и порох?

– Вот это мне и хотелось бы знать.

– Послушай!.. – сказал Алонсо де Молина, прилагая усилия к тому, чтобы не выйти из себя. – Ты однажды меня обманул, заманив сюда, чтобы в итоге запереть в четырех стенах, но я предпочитаю об этом забыть. И вот, что я тебе скажу… – Он широким жестом обвел присутствующих. – Скажу вам всем! Мне уже не важно, как вы поступите… Побьете испанцев или позволите им наступить вам на горло. Я постараюсь никогда об этом не узнать, потому что собираюсь затеряться в самой глубине сельвы… В моих глазах все вы станете одинаковыми, и я покончу и с теми, и с другими. – Он помолчал несколько секунд и затем с вызовом добавил: – С этого момента для меня больше не существует ни инков, ни испанцев. С этого момента я буду считаться лишь с Алонсо де Молиной и его семьей. Всех остальных я считаю мертвецами.

Шел дождь.

Он шел не переставая.

Он шел много часов подряд.

Много дней и недель. Несколько месяцев.

Мир словно превратился в водяную завесу, которая не позволяла увидеть бескрайнюю, бесконечную зеленую равнину, раскинувшуюся у подножия высокой горы, крутой горы, последней и скользкой горы невероятного лабиринта пропастей и гор высокой и неприступной Восточной Кордильеры.

Внизу, у них под ногами, тремя метрами ниже, наконец рождалась темная, густая, влажная, сумрачная и непроходимая сельва диких ауков, которая растянулась на шесть тысяч километров, спускаясь под незаметным уклоном к далеким берегам Атлантического океана – того самого, который также омывает и испанские берега.

Шел дождь.