Испанский сон

Самым сложным для нее оказалось отвадить Его змея от Царевны. У Него был бзик — Он считал неприступность Царевны своей виной. Он считал, что она страдает от этого. Она пыталась Его разубедить; рассказала — более или менее близко к действительности — историю под забором. Услышав историю, Он заплакал и сильно любил ее до самого вечера.

Потом Он стал искать способы ей помочь. Каждые пару недель придумывал все новые способы. Вначале находил каких-то хирургов, сексологов; потом — предлагал усыпить ее, загипнотизировать, чтобы сделать это незаметно для нее… Звал к целителям, к старцам, причем обязательно куда-то далеко — в Индию… в тайгу…

Когда Он в первый раз произнес слово «целитель», ей вдруг стало дико смешно. Она просто потеряла над собой контроль, принялась хохотать, как безумная. Это была натуральная истерика, каких с ней не случалось уже очень давно — несколько лет, не меньше.

Он тревожно спросил:

— Может, тебе водички?

Она с трудом приостановила свой смех.

— Целитель, говоришь… целитель… ой, не могу…

Ее опять разобрало.

— Целитель… ха-ха-ха… делает целым… целеньким…

— Ну?..

— А мне-то… ха-ха-ха… мне-то… наоборот…

Господин грустновато улыбнулся.

— Ну… разве Тебе не смешно…

— Не очень, — признался Он.

— А мне вот…

Она наконец успокоилась. Тогда Он заплакал. Он плакал часто, но только по этому поводу. У нее был простой и верный способ прекращать этот плач. Она начинала раздеваться, и Он сразу же начинал раздеваться тоже, спеша, чтоб не отстать от нее, и слезы Его моментально сохли.

Один раз Он сказал:

— Я знаю, что нужно сделать. Нужно вытеснить память об этом случае из твоего подсознания.

— Ты занялся психологией? — удивилась она.

Он густо покраснел.

— Попалась книжка.

— Как это — попалась?

— Ну, просто. Ехали с коллегой на встречу, вдруг — откуда ни возьмись, пробка. Стоим, ждем. Смотрю — в кармане дверцы книжка. Я и почитал, пока пробка была.

— Что за книжка-то?

— Фрейд…

Она хихикнула. Если в первые дни их любви Он частенько напоминал ей Корнея, то позже она с удивлением обнаружила в Нем некоторые черты медбрата Васи. Два этих совершенно разных человека причудливо переплетались в ее Господине и время от времени неожиданно проявлялись на фоне Его собственных черт, как изображения, зашифрованные в загадочной картинке. Возможно, подумала она, женщинам свойственно искать в каждом партнере следы своих прежних любовников. Возможно, это даже приятно.

— Фрейд имел в виду детские страхи, — сказала она.

— Я так понял, что все равно…

Ей стало смешно.

— Ну, и как же Ты вытеснишь?

— Нужно поехать туда, — сказал он, — в эти самые Починки… найти тех парней…

Ей перестало быть смешно.

— Прекрати.

— Почему? Я устрою… не одни же поедем…

— Пожалуйста. Только не это.

Он психанул.

— Почему? Это же скоты… они тебе жизнь исковеркали! Они должны получить свое! Они…

Он искал слова.

— Они перед тобой землю есть будут!

— Кока, — сказала она, — сейчас я заплачу.

— Нет, — сказал Он, — по этому поводу разрешается плакать только Мне.

И действительно заплакал — как обычно, лишь на первые пятнадцать секунд…

Она никак не могла найти случая открыть Ему Царство. Это был парадокс — Он был введен в Царство, не ведая о Нем ничего. Он вовсе не был дураком; Он бы постиг откровение, но что-то все время ее удерживало. В конце концов она решила, что это должно свершиться само собой, постепенно, и прекратила специально искать удобной возможности. Даже если откровения никогда не произойдет, подумала она, ничего страшного не случится. Отец завещал найти Господина и отдаться Ему, что подразумевало введение Господина в Царство, но должно ли Господину открыть— такого в Завете не было. Видимо, это второстепенно, подумала она. И тут же одернула себя: имеет ли она право толковать Завет как ей вздумается? Но, с другой стороны, Корнею было открыто, Корней был введен — не будучи Господином; Кока — Господин! — введен, но остался в неведении, и хоть бы что… Не стоит, подумала она, множить сущностей сверх необходимого; никакой это не парадокс, а просто житейский факт — явное указание на незначительность самой проблемы.

Со своей стороны, она не очень-то интересовалась Его работой и вообще остальной Его жизнью. Цветная фотография Его жены — веселой, темноволосой, на фоне экзотических пальм — стояла за стеклом в красивой рамочке, и она была довольна, что Он не пытался стыдливо скрыть от нее эту фотографию, составлявшую часть Его жизни. Он чем-то торговал, с кем-то договаривался, встречался, ругался и мирился; такой тип деятельности был хорош для их встреч, потому что не так уж сильно привязывал Его к определенному месту и времени.

Иногда Он уезжал на несколько дней за товаром. Он брал с собой сотовый телефон, по которому она могла дозвониться до Него даже когда Он был далеко. Она редко делала это: во-первых, связь все же была плохой, не всегда Его сотовый был в зоне доступности; а во-вторых, при разговоре она слишком сильно начинала желать Царя — и тем больше, чем дольше оставалось до встречи.