Испанский сон

На беду, не всем людям хватает здравого смысла. Не все могут сказать зарвавшемуся шуту: «Ты, парень, небось спятил от своего нервного бизнеса… забери лучше потихоньку назад свое дурацкое предложение и не срамись!» Вместо того, чтобы сказать так, они совещаются в высоких креслах, куда посадил их народ, и говорят: «О, это нам подходит! Мы всю жизнь только и думали, как бы переназвать город. Ведь это же единственная наша проблема: Горячие Ключи — как банально! да таких в Америке полным-полно… То ли дело — Правда или Последствия. Глуповато звучит? зато необычно».

Ну, Эбенизер Стамп, в ту пору еще молодой, но уже борец за справедливость — Стампы-то кентуккийцы по происхождению! — взял винтовочку наперевес, пошел в мэрию, попытался образумить нескольких идиотов.

«Эй, выборные чины! — сказал им Стамп. — Что за моча ударила в ваши головы? Где ваши, извините, идейные устои? Ведь вы живете в стране великих людей! Эдисон изобрел фонограф, Белл — телефон, Форд — конвейер и так далее. Уж небось это покруче, чем даже самая распрекрасная радиоигра. Но разве мистер Эдисон предлагал какому-нибудь городу сделаться Фонографом? Мистер Белл разве говорил: а вот не желаете ли переименовать свой город в Телефон? Хотя эти названия звучали бы уж точно красивей, чем Правда или Последствия. Желаете спорить?»

«Мы согласны, что Правда или Последствия — это не Телефон, — разводят они руками, — однако не наша вина, что мистер Белл не предложил назвать город Телефоном. Предложил бы — может, мы бы и назвали; а так, сам видишь, выбор невелик».

«Эх, вы! — говорю. — Да мистеру Беллу и всем остальным и в голову не пришло бы предлагать такое, потому что они были истинно великими; они-то уж знали, что мать История сама расставит все по своим местам. А вы собрались потрафлять выскочке, фигляру…»

«Мистер Эдвардс вовсе не фигляр, — отвечает тут один из них, — а весьма уважаемая фигура на почве шоу-бизнеса. И чем он хуже того же Эдисона? По крайней мере, первый встречный на улице вряд ли скажет тебе, кто такой Эдисон, а уж Ральфа Эдвардса всякий знает».

А другой добавляет:

«Да и что толку нам называть город Конвейером или Телефоном? Отломится ли нам от Форда или от Тако Белл хоть что-нибудь? Фигу. А вот мистер Эдвардс широко осветит смену имени в национальных газетах и начнет отсюда вещать; мало того что это привлечет инвестиции, одних туристов нахлынет — чуешь сколько?»

«Это еще бабушка надвое сказала, — говорю. — Вот ревматики, те уж точно подумают, что хана ключам… да и поедут купаться в другое место».

«Не надо ля-ля, — говорят. — Мы все посчитали».

Тут я не выдержал, стрельнул — правда, в потолок. Стрельнул бы не в потолок, а куда еще — глядишь, судьба города сложилась бы по-другому.

«У каждого из вас, видно, башка закружилась от перспектив, — говорю, слегка повысив голос, — одумайтесь! Поистине седина в бороду, бес в ребро. Виданное ли это дело, чтобы географию превращали в балаган? Какой позор! Вся Америка ведь будет смеяться!»

«Денежки и паблисити, — говорят они, — это вовсе не смешно; для верности же устроим всеобщее голосование. Мало ли что думает молодой Эбенизер Стамп! У нас демократия, между прочим».

«А ремонт потолка отнесем на твой счет», — добавляют официальным тоном.

Я плюнул да и пошел.

Приехали, конечно, люди от этого Эдвардса, давай носом крутить — представьте себе, им еще и не каждый город подходит! Жаль, что меня в тот момент уже не было. Небось застрелил бы парочку таких посланцев — вопрос бы раз и навсегда решился сам собой.

А так они говорят: «Прекрасный у вас городишко! Самое приятное, это горячие источники». Вы представляете, джентльмены? Они собираются лишить нас нашего ясного, конкретного имени — и хвалят то самое, за что это имя дано. О, fuckin’ циники и лицемеры! Конечно, согласились… еще бы.

Так и подоспело голосование. Ну, что такое голосование в маленьком городишке? Был бы, говорю, город побольше — хрен бы им. А когда все друг друга знают… разве трудно облапошить людей, пользуясь личными отношениями? Тринадцать сотен «за». Тьфу!

И все же три сотни моих сторонников — «против». Почтмейстер, молодчага, с год держался, исключительно старое имя употреблял. Пришлось нам устроить комитет спасения имени, а им — еще одно голосование провести… Тут уже, ясно — на принцип…