Исповедь

Все в комнате были скотски пьяны. Пахло диким, резким, животным потом, женским телом, дешевыми духами, пудрой, застывшим бараньим жиром, разлитым вином.

— Почему это я не могу ее утешить?

— Потому, что тогда меня некому станет утешать, — Просто, с пьяной откровенностью, заявила скуластенькая. Обхватила меня за шею и впилась в рот жадным поцелуем, лишая дыхания, раздвигая липким от вина языком зубы. Ее полные немного провисающие под собственной тяжестью груди с крупными темными сосками уперлись мне в руку…

— Эй, там! А ну давайте по правилам. Ты, Шурка, прекрати выначиваться!

— Вот, вот — меня обвиняет, а сама лезет вне очереди. — Заныла малявка.

— Да ладно вам, сцепились. Что за игра такая? Долго голышом сидеть? — Комната снова пошла кругами, завертелась и остановить это верчение удавалось очень ненадолго. Становилось интересно. Правда сидеть голым задом на грубошерстном кусачем половичке оказалось жестковато.

— Ты, что? Вправду не знаешь?

— Не крути, объясняй.

— Ну, понимаешь, мы станем…. Вы нам завяжите шарфиками глаза. Чтоб не подглядывали. А потом… По разу. Только, ха — ха, раз и два….

— Вынул-вставил, — Разъяснила скуластенькая. Сложила, для наглядности, указательный и большой пальцы и вставила в образовавшееся кольцо палец другой руки, блеснув колечком с красной рубиновой капелькой, — Вот так…

— Ну… мы должны стараться угадать, кто это. Не угадала, переходишь к следующей. Так всех восемь. Потом второй, третий, по очереди. Если девушка угадала кто в неё вошел, она его и получает… на всю ночь.

— А остальные — баиньки, — Опять, пьяно хихикнув, перебила скуластенькая.

— Нет, нет, — Предлагаю сегодня гэдээровский вариант, — Заплетающимся языком предложил начпрод, — Никаких шарфиков. Заменившиеся ребята рассказывали. Гараздо интереснее получается. Мы скидываемся по четвертачку. Каждый идет от первой до последней, по разику. Раз — два! Если удержишся, становишься на второй круг в очередь. Идет другой… Ну, а ваша задача, красавицы, за этот маленький, малюсенький разик сделать так…. ну выложиться, ну показать… умение… Кто лучше сделает, на ком не удержишься — той и бабки и мужик. Что она с ним будет делать — её дело. Все довольны, на одну меньше.

Дальнейшее слилось в кутерьму липких прикосновений, полос света и темени, тел без лиц, без имен, звериной, инстинктивной похоти. К устоявшемуся запаху комнаты прибавился новый острый животный плотский запах. Все в голове и вокруг крутилось, заваливалось на бок, летело в тар-тарары…

* * *

Ранним утром нового года, кое-как одетые, трезвеющие и приходящие в себя на злом рассветном холоде, возвращались мы с начфином по домам, поддерживая друг друга на скользящих, неверных, заплетающихся как наши мысли и языки ногах.

— Ну грузины, ну сволочи, подмешали для крепости в вино табак. Я сразу усек, да решил не говорить, посмотреть, что выйдет. — Поделился со мной начфин. Ему было плохо. Лицо приняло зеленоватый оттенок. Мое, судя по всему, выглядело ничуть не лучше.

Начфина стошнило. На сукне шинели застывали превращаясь в льдинки, синенькие, неперевареные кусочки крымского лука, белесые волокна бараньего мяса. Он выволок из под отворота шинели конец форменного шарфа, вытер лицо, губы, посмотрел мутно и заткнул серый кусок на место.

— Девки-то рассчитывали на большее, ха-ха-ха… В самом соку телки, пилиться хотят, страсть. Кажется, ого-го, такое количество мужиков в городке, только свистни, ан не тут-то было. — Продолжил утершись начфин.

— Солдатики отпадают. — Загнул палец в коричневой шерстяной перчатке. — Увольнения в гарнизон запрещены. Самоволки — при таком количестве патрулей, при часовых, караульных на КПП — сведены до минимума. Особенно после того как бдительный часовой в зенитном полку славно подстрелил одного ночного ходока. — Загнул следующий палец.

— Офицеры в ДОСах — за исключением, — Ткнул пальцем в грудь сначала меня, потом себя, — В основном женатики. В общежитии — молодняк, который из нарядов не вылазит. Ты же знаешь как у нас дрючат взводных, чтобы жизнь медом не казалась. В госпитале, в Борзе — врачи женатые, да еще и жены их там же вольнонаемными пристроены. Не погуляешь особо. Да и начальство госпитальное — зверье на этот счет. У нас в санбате — не лучше, примерно такая же раскладка. Вот они и бесятся.

— Хотели на Новый Год подразвлечься. Лейтенантики, как и ожидалось разбежались, а тут еще это вино… Я лично имел ввиду Томку закадрить, поговорить, приглядеться, закончить все у себя в комнате…. по хорошему. Да видишь как все вышло. Скотство… Все в голове смешалось. Трещит башка. Во рту мерзость… Вот, не женился раньше…. А теперь как жениться?… Какой бабе можно верить? Взять ту же Томку… То она в белом халате. Затянута. Недотрога! И вот тебе… Эх жизнь собачья! А ты как?

Мне было очень паршиво, но я не собирался делиться ощущениями с начфином. Вообще не рисковал открыть рот опасаясь повторить его фокус с шинелью и шарфиком. Говорить не хотелось. Очень опасно было говорить… Да и холодно.