Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней

Кстати, как оказалось, парень лукавил. Это флаг движения» Bluelivesmatters» (жизни полицейских важны), выступающее за то, чтобы обвиняемые в убийствах полицейских преследовались за преступления на почве ненависти[4]. Основано как ответ на движение BlackLivesMatter после убийства полицейских Рафаэля Рамоса и Вэньцзяня Лю в Бруклине 20 декабря 2014 года.

Интересно, что когда на следующий день я появился на пляже, обоих флагов на трейле уже не было.

Как я в эмигрантской газете работал

В самую знаменитую американскую эмигрантскую газету «Новое русское слово» я устроился в аккурат перед ее закрытием. Напомню, что в советское время этот «рупор отщепенцев» был достаточно серьезным изданием. Так, с газетой сотрудничали Петр Вайль, Виктор Некрасов, Эдуард Лимонов и Сергей Довлатов. Главным редактором газеты был бывший пресс-секретаря Бунина Андрей Седых.

Как пишет Петр Вайль, в начале 80-х «Новое русское слово» была единственным источником информации по-русски, причем «тон задавали» первые две волны эмиграции.

«В целом эмиграция идеологически представляла собой монолит не хуже советского, только с обратным знаком. Современный русский язык называли «совдеповским жаргоном».

Писатель Андрей Седых, главный редактор «Нового русского слова» … от меня впервые услышал имена Искандера и Шукшина, на уговоры посмотреть фильм Тарковского добродушно отвечал: «Голубчик, я последний раз в 45-м году был в синема».

К востоку от Карпат предполагалась выжженная земля, которая не могла, и не должна была произвести ни одного ростка зелени, ни одного цветка. То, что мы оттуда прибыли на Запад во второй половине 70-х, видимо, проходило по разделу чудесного спасения. К нам и относились заботливо, но именно как к спасенным: им делают искусственное дыхание, а не заводят разговор о красотах прибоя. Мы, конечно, не зачислялись в «красную сволочь», но «розовая эмиграция» служила стандартным определением», – вспоминает Петр Вайль.

Увы, когда я попал в газету, то первые две волны миграции уже были полностью вытеснены третьей, причем далеко не самыми талантливыми ее представителями. В газете, куда я попал, костяк составляли бывшие журналисты украинских и среднеазиатских изданий. Первое время я все время вздрагивал от мягкого «г» и от местоимения «шо», но потом вроде привык.

Неудивительно, что журналисты «Нового русского слова» страдали тем же недугом, что и почти все русскоязычные иммигранты «третьей волны»: для них было очевидно, что в России просто не может быть ничего хорошего.

Как написала около века назад одна американская журналистка, «Россия – это страна, где всегда или холера, или революция», и под этой фразой и сегодня с удовольствием подпишется большинство американских русскоязычных. «Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть ли не восторг. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, все», – говорил о русских либералах один из героев Федора Достоевского. И это его изречение предельно точно характеризует и нынешних русских эмигрантов последней волны.

Помню, как редактор газеты рассказывала мне о своих визитах в Россию: «Ну, с каждом годом все хуже и хуже. Я уже очень сильно от россиян отличаюсь. Они сразу замечают, что я иностранка». Сильно сомневаюсь, что в этой даме видели американку, но интересно другое – женщина с презрением описывала и ельциновскую Россию, то есть эта страна ей не нравилась вне зависимости от политического строя.

Основными, если неединственными, читателями «Нового русского слова» были те русские, которые не сумели прижиться в США. Такие люди, как правило, предпочитают жить в национальных кварталах.

Ощущение, что ты уже уехал из Америки, создается, как только попадаешь на оранжевую ветку нью-йоркского метро, идущую в Бруклин. Во-первых, практически все пассажиры читают, что совсем нетипично для США. Во-вторых, если присмотреться к книгам, то это изданные в Москве произведения Марининой, Донцовой и прочие российские бестселлеры. Всего в Бруклине проживают более 100 тыс. выходцев из бывшего СССР, и для того, чтобы объясниться, знание английского тут вовсе не требуется.

Сердце «Русского Нью-Йорка» – бруклинский квартал Брайтон-Бич. Все вывески здесь на языке Пушкина и Толстого, а если ты обратишься к местным жителям по-английски, то рискуешь услышать нелицеприятные выражения в свой адрес. Как-то я спросил у брайтонца, как добраться до какого-то квартала Нью-Йорка, и получил гордый ответ: «Мы в Америку не ходим!» По сути, это изолированный мир со своими газетами, русскими магазинами, ресторанами, фирмами по найму такси и т. д.

Кстати, у этой категорию русских очень распространены криминальные и полукриминальные трюки, которые попросту не придут в классическую американскую голову.