Исповедь Дракулы

С той поры прошло почти восемь лет. Несмотря на старания лекарей, рана князя не заживала, болела почти постоянно, а особенно в такую дурную, тяжелую погоду, как сегодня. И всякий раз боль переносила Штефана в прошлое, и он все чаще задумывался над тем, что означала эта незаживающая, приносящая мучительную боль рана, полученная в неправедном бою.

Штефан встал с мягкого ложа. Обычно он старался маскировать увечье, но сегодня не пытался скрыть хромоты. Блондинка проснулась, однако не посмела выдавать свое пробуждение. Она видела, что князь не в духе, а потому лежала неподвижно, следя за ним из-под прикрытых ресниц. Тяжелой походкой воевода Молдовы подошел к окну, долго смотрел на серое небо и черные скелеты деревьев. Но он не замечал унылый пейзаж, полностью поглощенный тревожными раздумьями. То, что происходило теперь, было прямым следствием событий восьмилетней давности и не могло не вызывать серьезных опасений.

Вступая в сговор с Портой, Штефан надеялся на то, что пришедший к власти в Валахии Раду окажется тем человеком, с которым он сумеет найти общий язык. Кровное родство нельзя было сбрасывать со счетов, к тому же Штефан полагал, что человек, однажды покорившийся султану, имеет слабую волю и вновь может подчиниться кому-то еще. Такой несамостоятельный правитель стал бы намного предпочтительнее жесткого, импульсивного, обладавшего несгибаемой волей Дракулы, рвавшегося к великим целям, но при этом не смотревшего себе под ноги. По большому счету князь Валахии представлял серьезную угрозу для соседней Молдовы. Штефан не строил иллюзий, прекрасно понимая, что власть не смогут на равных поделить между собой ни братья, ни лучшие друзья, и в итоге она все равно достанется кому-то одному. А Влад был сильнее Штефана, превосходя его и храбростью, и талантом военачальника. В такой ситуации ставку следовало делать на слабого и послушного союзника, коим представлялся Раду Красивый. Но Штефан ошибся в отношении своего двоюродного брата, явно недооценив его.

Возглавив Валахию, Раду тотчас же начал нападать на соседа, и с той поры стычки на границе Молдовы практически не затухали. Штефан прекрасно понимал, что ставленник Порты не ограничится мелкими вылазками и рано или поздно начнет полномасштабную войну, втянув в нее и войска султана. А для Молдовы сейчас это было абсолютно неприемлемо – еще один враг – подобные саранче орды волжских татар неумолимо надвигался на княжество. В такой ситуации необходимы были надежные тылы, но вместо этого Молдова оказалась зажатой между двух огней. Князь понимал, что должен как можно скорее сместить Раду Красивого и поставить на его место своего человека, тем самым получив контроль над Валахией. Такая военная операция могла привести к резкому обострению отношений с Османской империей, но иного выхода просто не существовало.

Немного постояв у окна, Штефан стряхнул задумчивость, расправил плечи. Впереди его ждал долгий день, полный забот и проблем, каждая из которых требовала неотложного решения. Проходя мимо иконостаса, князь замедлил шаг – ему показалось, что Спаситель смотрит на него с укоризной. Перекрестившись, Штефан поправил фитилек лампады:

– Господи, все, что я делал, я делал во благо своей земли. Я пошел на предательство только ради сохранения мира и усиления Молдовы. В этом мой долг, как князя, из-за этого я предал своего друга. Неужели, все, что происходит сейчас – наказание за мои грехи?

Тяжело ступая на больную ногу, Штефан вышел из комнаты. Притворявшаяся до сего момента спящей блондинка, вскочила и начала спешно одеваться, жалея о том, что слышала фразу, явно не предназначавшуюся для ее ушей.

Венгрия, Вишеградский дворец

– Два монаха-бернардинца мечтали поскорее войти в царствие небесное, и Дракула, конечно же, предоставил им эту возможность… – Томаш Бакоц сделал паузу, добиваясь нужного эффекта, а затем с улыбкой добавил, – посадив обоих слуг Господних на кол.

– Да, довольно забавная история.

– Ты еще не слышал ее финала, господин Панноний.

– Я знаю этот анекдот. Оставшись без хозяев, осел, принадлежавший монахам, начал громко реветь, после чего Дракула распорядился посадить на кол и злосчастное животное.

– Дикие нравы варварских мест! Скажи, твоя милость, а как ты, поэт, оцениваешь поэму господина Бехайма?

– Мне ближе лирика, нежели политические сатиры.

– Не скромничай, господин поэт, кто при дворе не слышал твоих эпиграмм! Как говориться, не в бровь, а в глаз. Везет тем, кому Бог даровал красноречие, – они-то никогда не пропадут, всегда нужные слова подыщут. Вот и сочинение о злодеяниях одного валашского изверга тому свидетельство.

– Красноречие и многословие не одно и тоже, твоя милость, господин Бакоц. На мой взгляд, описание банальных злодейств не заслуживает поэмы в тысячу строф.