Исповедь Дракулы

Ян Панноний[32] – моложавый высокий мужчина с худым лицом и подстриженными под кружок волосами – поспешил покинуть разговорчивого собеседника, не вступая в обсуждение модной литературной новинки. Тревожные мысли, владевшие поэтом, никак не соответствовали веселью очередного праздника, устроенного королем Матьяшем. В этот ласковый вечер летний дворец в Вишеграде, поражавший своей роскошью и размерами, был ярко освещен, повсюду звучала музыка, толпились изрядно выпившие гости. Матьяш обожал, когда его называли щедрым, и старался придать пышность и блеск каждому своему действию. Официальный прием организовывался в честь венецианских послов, но дипломатический этикет был давно отброшен в сторону, и встреча превратилась в обычную развеселую пирушку. Впрочем, мнивший себя тонким ценителем искусства король не желал, чтобы мероприятие свелось лишь к празднику чревоугодия и пьянства и, как обычно, задавал тон, беседуя с гостями о возвышенном и прекрасном. «Прекрасным» являлась новая поэма Михаэля Бехайма, посвященная кровавым похождениям Дракулы Воеводы. Матьяш Корвин любил потчевать иностранных гостей историями о своем опальном вассале, оказавшемся на поверку настоящим исчадием ада. Король лично рассказывал анекдоты каждому вновь прибывшему к венгерскому двору путешественнику или послу, однако теперь, благодаря стараниям стихотворца, у короля появился еще один «весомый аргумент», ведь стихи звучали намного выразительнее прозы. Сильно захмелевший король сегодня был в ударе, с удовольствием зачитывая на память понравившиеся ему строфы, особенно финал поэмы, в котором осуждалась небывалая тирания Дракулы, в конечном счете, приведшая его к краху. Каждая цитата завершалась восторженными репликами присутствующих, восхищавшихся талантом пиита, а самое главное, – божественным даром декламации, присущим венгерскому королю.

Сиявший тысячами огней дворец отражался в спокойной глади Дуная, представляясь тем, кто находился на расстоянии от него, подобием волшебного видения. На скалистом берегу реки пахло влагой и свежей травой. Ярко светила луна. Ян приблизился к обрыву, остановился, окинув взором прекрасный, наполнявший душу щемящим восторгом пейзаж. Природа была величественна и свободна, а люди жили в своем маленьком грязном мирке, не замечая ничего вокруг. Панноний хотел остаться в одиночестве, очиститься от атмосферы пьяного угара, но его уединение оказалось недолгим. Вскоре Ян услышал за спиной знакомый голос:

– Вряд ли король будет доволен твоим отсутствием, Ян. Он хотел поговорить об организации университета в Буде…

– Ах, дядя, когда я смотрю на этих грубых людей, не имеющих никакого представления о подлинной культуре, то думаю, что в Венгрии не будет ни науки, ни образования, ни искусства.

Дядя Паннония, Янош Витез поспешно приложил палец к губам. В полутьме нельзя было разобрать выражения его лица, но в жестах сквозила настороженность. Тот, кого большинство придворных считало могущественнейшим человеком в Венгерском королевстве, вовсе не чувствовал себя спокойно.

– Идем к гостям, Ян. Не будем огорчать своим отсутствием его величество.

– Мне надоело слушать лжецов и лицемеров! Мне надоело слушать этот бред о Дракуле! В такое время…

Жесткая рука Витеза сжала плечо племянника:

– Поэма написана недурно, а главное – она понравилась нашему королю.

Янош Витез боялся. С каждым прожитым днем он чувствовал, что теряет власть, а его положение становится все более шатким и ненадежным. В такой непростой ситуации канцлер не хотел раздражать Матьяша опрометчивыми действиями и старательно демонстрировал верность монарху. К осмотрительности он призывал и своего пылкого племянника.

– Поторопимся же друг мой, его величество не любит ждать.

– Да, иду… – бросив печальный взгляд на серебрившуюся в лунном свете излучину великой реки, Панноний покорно поплелся во дворец вслед за Витезом.

Дядя с племянником провеселились всю ночь, покинув летнюю резиденцию Корвина лишь на рассвете следующего дня и почти сразу же отправившись в дорогу. Панноний возвращался в город Печ, епископом которого стал по протекции своего дядюшки еще в двадцать семь лет, а Витез ехал дальше в Белград, где его ждали какие-то важные дела, которые он старался не афишировать. Только в пути, вдали от столицы, они могли обсудить то, что волновало обоих, но о чем они не решались говорить во дворце, где даже стены имели уши.

– Когда Матьяш, придя к власти, отстранил от дел Михаила Силади, я думал, что мальчик поступил правильно. Но я забыл, что предавший одного союзника рано или поздно предаст остальных, – заговорил Витез, провожая взглядом проплывавший за окном экипажа ландшафт. – Мне довелось быть воспитателем Матьяша, я знал мальчонку с рождения, но, похоже, недооценивал его. В нем течет кровь Хуньяди, физические недуги ослабили ребенка, но не изменили. Птенец оперился, вылетел из гнезда. Матьяш сын своего отца, и этим сказано все.