Она была интересной Личностью, именно так с большой буквы. В первый же день как Наташу к нам привели, я ее невзлюбила. Она была вся такая правильная, манерная, не расставалась с Библией ни на минуту. Мерзкую баланду ела так, словно это было изысканное блюдо в ресторане. Она садилась за стол с ровной спиной и вкушала ложечкой это варево, даже нахваливала порой. Разве могла она не бесить? Мы с девчонками прозвали ее Богоматерь и всячески старались зацепить. Но она так равнодушно относилась к нашим потугам, что становилось потом даже как-то неловко. Однажды она ни с того ни с сего мне сказала:
— Ты очень странная девушка.
— Ты тоже, — буркнула я в ответ.
— Ты напоминаешь мне Маугли, который попал в дикие джунгли. Он пытался походить на животных, но как бы ни старался, оставался человеком. Был инородным среди них.
У меня отвисла челюсть. Что это было — комплимент? Решила усмирить вредную девочку? Я призадумалась и с тех пор перестала ее доставать. А спустя еще какое-то время, мы начали общаться и влюбились друг в друга.
Она называла меня Человеческий детеныш, как Маугли, и это прозвище прилипло ко мне.
Когда пришло время расстаться с Наташей, я
расплакалась.
— Напиши мне что-то на память, — попросила я.
И вот какие стихи она мне написала:
Мы были просто женщинами — ссорились, мирились, дрались, плакали, обожали любовные истории и переписку.
В основном наш день проходил следующим образом. Всю ночь мы проводили за перепиской, а чтобы не спать, многие пили чифир[5]
. Это было отвратительное варево из крепкого чая. Некоторые очень любили чифир, подолгу колдовали над ним, переливая из одной чашки в другую и как-то по-особому заваривая. Но все равно для меня это была просто «заварка».— Ируха, у тебя есть чай? — как-то раз спросила меня Валя.
— Ага.
— Чифирнуть не хочешь?
— Да не особо. Но чай берите, пейте.
Девчонки заварили и все же настояли, чтобы я к ним присоединилась. Когда я хлебнула чифира впервые, меня чуть не вырвало. В ушах стоял шум, давление очень поднялось. Гадость редкостная.
— Фу, как это пить можно? — я кривилась и плевалась, а девушки с недоумением на меня смотрели.
Я поняла, что сморозила глупость. Словно пришла к кому- то домой, меня там стали потчевать и угощать фирменным блюдом, а я заявила, что его есть нельзя. Потом Таня, выполняющая роль наставницы, мне тихонько пояснила:
— Кривиться невежливо.
— Да я уж поняла, — ответила я. — Ступила.
— Ты чиф можешь и не пить. Ты молодая, нафиг он тебе нужен? Зубы станут черными, печень тоже спасибо не скажет, сердце будет рваться из груди, словно зэк из тюрьмы. К тому же, к нему наблюдается привыкание, как к алкоголю. Эффект от чифа схож с опьянением. Ты посмотри на них, — она кивнула в сторону развеселившихся девчонок, — глаза стеклянные, во всем теле бодрость, веселье бьет через край. А наутро голова будет раскалываться, а организм воды требовать.
— Но они же настаивают. Я отказывалась, сколько могла, ты сама видела.
— Когда мы вот так собираемся в кружок с чашкой чифира (которую было принято передавать по кругу и делать маленькие глоточки), можно узнать много полезного. Чиф развязывает язык. А ты не отказывайся, сиди и слушай. Когда до тебя доходит кружка, делай просто вид, что пьешь.
— Хорошо, — соглашалась я. Спустя какое-то время я даже делала несколько небольших глоточков, а не просто притворялась. Привыкла. К тому же чиф пили с конфетой, и горькое послевкусие тут же заедали. По этой причине в тюрьме так популярны карамельки и леденцы.
Однажды я проснулась после ночного «пьянства» и увидела рядом Наташу. Она сидела рядом и держала меня за руку.
— Ты чего? — не поняла я.
— Ты что чифира облилась?
— Было дело.
— Ты вся металась в постели, стонала, а пульс у тебя просто зашкаливал. Я сидела тут и считала его, думала уже врача вызвать.
— Что, так все плохо было?
— Да не то слово. Ты заканчивай с этим.
— Я и правда себя очень плохо чувствую, — ответила я. — Ладно, завяжу.
Больше чифиром я не злоупотребляла, а после у меня вообще развилась стойкая антипатия к черному чаю. Даже его запах вызывает тошнотворные воспоминания о тюремном напитке.