Слава богу, таких, совсем неадекватных были единицы. Девчонки приходили в бешенство от рассказов таких существ (язык не поворачивается назвать их женщинами), мы требовали, чтобы их перевели от нас как можно скорей и чаще всего эту просьбу выполняли. Не знаю, хватало ли у изгнанниц ума не рассказывать о совершенных зверствах в других камерах. И вот то же психиатрическое освидетельствование признавало их нормальными и спустя семь лет они выходили на свободу. Они не могли раскаяться, потому что не понимали чудовищность совершенного. Это страшно и никакая тюрьма тут не поможет и не исправит.
Но все заключенные были равны пред людским осуждением, и находились мы в одном котле. Общество всех уравняло и отвернулось.
Но в противовес плохому всегда есть что-то доброе и вечное. Встречалась и любовь. Да-да, как без нее. Попала к нам в один прекрасный день девушка. Звали ее Инна. И вроде ничего особенного мы в ней не увидели, девушка как девушка, но наш Лилиан был сражен. Влюбился в нее без памяти. И хоть и был он женщиной Лилей, но так давно изображал мужчину, что и сам в это верил. Не знаю, каким образом он превратился в того, кем был, такое спрашивать было не принято. Как я поняла, предпочтение Лилиан отдавал женщинам уже давным- давно. Но не всем кому попало. Я, например, не производила на него никакого впечатления, а вот Инка запала в душу. Это было трогательно и странно одновременно. Наблюдать за подобными отношениями — необычно и непривычно. Никогда в своей жизни я не сталкивалась с лесбиянками. Инна как раз лесбиянкой и не являлась. Она вообще была довольно взбалмошной натурой, капризной и своенравной. Ее любимым занятием было швырнуть в стену со всей силы зажигалку. От удара она взрывалась, все подпрыгивали, а Инка улыбалась и делала невинную мину. Бывшая наркоманка, в тюрьме она набрала лишний вес (такая история происходила со многими соскочившими наркоззвисимыми) и все время была этим недовольна. Она быстро смекнула о чувствах Лилиана и использовала его как могла. Он стал для нее просто рабом, выполняя все прихоти и поручения этой особы. Инна гоняла его стирать, варить ей чай или суп, подавать тапочки и делать массаж ног. Когда Инна сидела в туалете, Лилиан стоял рядом и подавал газеты для сожжения и держал водичку наготове. Влюбленный был просто счастлив оказаться рядом. Он не домогался ее и не пытался поцеловать, например (представляю Инкину реакцию), а просто рад был прикоснуться к ее руке. Я наблюдала за его страстью с недоумением, в очередной раз убеждаясь, что любовь действительно вещь непредсказуемая. Никакой особенной красотой предмет обожания Лилиана не обладал, характер преотврэтный (хотя допускаю, что это было из-за нехватки наркотиков), фигура — расплывчатая. Это все, как оказалось, неважно. Красавица Катя оставила его равнодушным, а толстая наркоманка свела с ума. Отношения эти, конечно, были обречены, и часто Лилиан плакал, отвернувшись к стене, ожидая разлуки с Инкой. Когда она уехала, он просто места себе не находил, пытался ей писать письма, выходило у него коряво, но все же. Она не ответила ему ни разу даже из сострадания. Вот такая несчастная любовь.