Исповедь странного человека

Что есть жизнь человека, для самого человека? Почему нам дороги вещи, которые уже давно пора выбросить, терпим людей, которых давно пора укоротить. Жизнь человека, это набор картинок, событий, звуков, запахов, которые вызывают эмоции. И хорошо, когда есть, что вспомнить, с легкой грустью. Грустью о том, что это было, но не сожалеть об этом…

(неизвестный автор)

День сегодняшний

3 июня. Пятница — высветилась на мониторе дата.

«Нахрен — мрачно подумал Женя — пора спать».

Но сон все не шел. Сквозь открытую балконную дверь, врывался ночной ветер, играя занавесками, цвиркали кузнечики.

«3 часа, — машинально ответил он, глядя на освещенные луной настенные часы. — Вызвать что ли проститутку и уболтать до смерти… Во, запас юмора еще есть, значит все не так плохо».

За окном уже начал светлеть край неба, слава богу, ночь летом короткая.

Парень встал и прошел на балкон.

«Как хорошо, что летние ночи такие быстрые, хотя когда-то жалел» — подумал он.

Взгляд упал на старый книжный шкаф. На стеклах уже была весьма заметна пыль, раньше мама постоянно ПХД наводила, а ему лень. Пофиг просто, на эту чистоту, перед кем красоваться?

Старый, хотя не замызганный фотоальбом. Стоя между книг на полке, он совсем потерялся.

С первой фотки, озорно глядели две девчонки, лет восемнадцати. Одна в костюме «Гайки», другая Мини Маус.

Вот время было. Все пофиг. Отрывались в то лето, по полной. Эх, такой беззаботности больше никогда не было.

На второй фотке, стояли мы с Васей. Я Черный плащ, он Микки Маус.

О, а это у Юльки (не той, первой, другой) дома. Мы с Васей уже нормально (умеренно) кривые…

Картины прошлого

На щеке еще было тепло губ. Это Анька. А в губы целовала Юлька. Оказывается им в одну сторону, на одном поезде. Зеленые туши вагонов дернулись под гудок тепловоза, и нехотя покатились, все быстрей и быстрей. В груди заныла тоска. уезжали два года моей жизни, самые, пока, лучшие годы. Эх. Что же, так устроена жизнь, что приходиться расставаться?

Вечером нажрался, накачался пивом по самые брови. Один. Впервые до отруба. Юлька все равно уже ругать не будет.

Утром, сидя на кухне, в одних трусах, я мрачно думал о способе самоубийства. Видимо, такой способ, как алкогольное отравление, мне не помогает. Только еще хуже стало…

* * *

— Уф, жарко как, — просипел из-под маски Вася. Одно ухо на костюме забавно сложилось, и Микки казался печальным.

— У тебя ухо, — сказал я.

— Что? — коснулся Вася своего уха.

— Нет, на башке, — пояснил я.

Он посмотрел на меня, как на идиота. Тут до меня дошло и я заржал.

— Верхней! — пояснил я.

Он снял башку костюма, посмотрел.

— Да хрен с ним, — сказал Вася, водружая башку на место.

Стояли мы, вернее ходили туда-сюда, уже третий день. Это я нам такую халтурку подогнал. Деньги, а точнее их нехват, привели меня к мысли о поиске работы, к тому же…

Две недели уже прошло с момента уезда девчонок. Что делать в четырех стенах? Раньше, в школе, я мечтал об этих месяцах одиночества.

Мама тогда ругала: «Глаза испортишь!». А я полностью уходил в книги. В пионерлагеря я не ездил, зачем мне еще и летом, эти рожи вокруг?

Но после прошлого лета, проведенного с Юлькой, все изменилось. Куда она меня только не таскала! Я даже немного подустал от столь бурного отдыха и тогда ее отъезд на две недели домой, воспринял с облегчением.

А теперь не знал куда ткнуться. Тело требовало ласк, уши — женского голоса рядом, а руки помнили волнительные изгибы…

Вот, опять накатило…

— Слышь, утка, — сказал Вася. — Пойдем, хоть минералки возьмем.

Положительно, чем больше Вася наращивал мяса в мышцах, тем более борзым становился. Представить себе его, культурного мальчика, очкарика, интеллегента, так фамильярно разговаривающего с кем нибудь, на первом курсе…

— Тебе нельзя, — ответил я. — Минералку тебе нельзя.

— Это почему? — спросил напарник.

— Микки, по идее, должен пить только Колу. Кока, — пояснил я ему.

Вася устало показал «фак». Вот это я и имею в виду. Борзота.

Поиски работы я решил начать именно с «Семерки». Вот теперь и ходим возле ее входа, украшенного гирляндами разноцветных шаров. С мешком «чупа-чупсов». Как Деды, в смысле Морозы.

— Что такое дети? — сказал Виктор Олегович, напутствуя нас. — Это радость. Особенно, когда заходят в магазин. Им надо сразу и все.

Вечером, выдав деньги, Виктор Олегович сказал, что завтра пойдем к другому магазину.

— Пусть здесь отдохнут, поскучают, — пояснил он.

* * *

— Наташенька, вот эти два парня сегодня у тебя поработают — сказал Степаныч женщине лет сорока, полноватой, с прической «башня». — У тебя во сколько приходят?

— Да вот, уже скоро — ответила женщина.

Дверь в магазин хлопнула, и вошли две девчонки.

— Вот и они — указала на них женщина.