Испытание. По зову сердца

— А ты к кому? — спросил тот же голос.

Вера оглянулась по сторонам и еще тише ответила:

— К дедушке я... К Ермолаю...

— К Ермошке? Так он, милая, наискосок, вправо.

Поблагодарив, Вера сделала шаг назад. Каким-то жутким холодом повеяло от этого дома. «Свой своего боится», — подумала она.

Окна избы деда Ермолая смотрели мертвыми черными квадратами. Осторожно постучала в ближайшее от дверей.

— Кого бог послал?

— Откройте, дедушка!

В избе прошаркали шаги. Вера почувствовала, что через черные стекла окна на нее смотрят. Потом скрипнула дверь, прогромыхал засов, и, наконец, из полумрака сеней показалась голова невысокого старика.

— Здравствуйте, Ермолай Прокофьевич.

— Здравствуй, здравствуй, — ответил Ермолай, впуская гостью. Закрыв двери на засов, старик проводил Веру в горницу.

— Раздевайся. — Он показал на свободный гвоздь в углу, где висела одежда. — Откудова бог принес? — спросил Ермолай.

— С дому, дедушка, — ответила Вера. — Мама дуже о вас забеспокоилась, как вы тут? Живы ли? Война ведь. Вот и говорит мне: — «Сходи, дочушка, к дедушке Ермолаю. Може, что надо?» — Последние слова относились к началу пароля.

— Спасибо, дорогуша, ничего не надо, — старик чиркнул спичкой, чтобы зажечь коптилку, а сам пытливо смотрел на Веру. — А вы все там, в Березовке?..

— Не, нас бомбили. Все сгорело. Только корову спасли. И мы перебрались в Залесье...

— К тетке Агафье? — как бы уточнил Ермолай, ставя коптилку на стол.

Затем опустил вплотную занавеску на окне. Другие окна были закрыты черной бумагой.

— Ага, к тетке Агафье.

— А как она? — поинтересовался Ермолай, садясь за стол.

— Слава богу, здорова.

— А Ефросинья? Ребята? — Ермолай положил на стол руки, а из-под его седых бровей на Веру смотрели добродушные серые глаза. Тут Вера увидела на его мизинце алюминиевое кольцо и стала посмелее.

— Мама что-то занедужила.

— А что с матерью-то?

— Лихоманка какая-то ее трясет. Лекарь говорит, тропическая, — Вера закончила свой пароль.

— Есть такая поганая хворь, — подтвердил Ермолай, разглаживая скатерть.

— Как тебя, внучка, звать-то?

— Настя.

— Настя, — повторил Ермолай и вышел из-за стола, протягивая обе руки. Вера тоже встала. — Здравствуй, товарищ Настя! — И Ермолай обнял Веру. — Ну, вот, Настя, и познакомились. А теперь садись, чуток отдохни, а я повечерять соберу. — Он посадил Веру на лавку, а сам, взяв коптилку, пошел в кухню.

— Дедушка, позвольте, я вам помогу, — поднялась за ним Вера.

— Вот что, внучка, — задержался в дверях горницы Ермолай и зашептал: — Теперь забудь свои городские слова и говори по-нашему. А то сразу на прицел возьмут. Не «позвольте», а «давай», и не «вам», а «тебе». Так и заруби себе на носу, — и он с улыбкой прикоснулся пальцем к ее носу. — Бери посуду, хлеб, — показал он на самодельный шкаф, а сам полез в подполье.

О чем только дед Ермолай ни спрашивал Веру за ужином. Все его интересовало и волновало. Вера старалась на каждый его вопрос ответить как можно подробнее. Наконец попросила связать ее с Михаилом Макаровичем.

— С Михаилом Макаровичем? — повторил Ермолай и задумался, разминая соленый груздь. — Оно, знамо, можно... но тогда надыть сейчас отправляться.

— Это далеко?

— Не так далеко, как путано.

— Ну что ж, пойдемте, дедушка, — поднялась Вера.

— Нет, Настюша. Ты оставайся дома. Тебе туда ходить не след... Если надо, так он и сам сюда придет. А ты ложись. Не бойся!.. — Ермолай поднялся из-за стола и стал собираться.

Вера молча принялась убирать посуду. Подпоясывая веревкой рыжеватый зипун, Ермолай подошел к ней.

— Ты не бойся. У нас, слава богу, пока что спокойно. Бывает, полицаи наезжают, но больше всего днем.

Проводив старика, Вера заперла двери и легла, но заснуть не могла; то ей казалось, что кто-то ходит вокруг дома, то что-то шуршит на чердаке. Но все же усталость взяла свое, и она задремала, но тотчас же очнулась, дрожа от страха: ей приснилось, что Ермолая схватили гестаповцы, что она бежала изо всех сил за Василием, но сама попала в засаду...

На дворе послышались шаги. Вера прислушалась. Похоже было, что шел не один человек. Она быстро надела юбку, кофточку и, босая, бросилась к двери, полагая, что это возвращался Ермолай с Михаилом Макаровичем, но, схватившись за крючок, остановилась: ведь дедушка наказал, не услышав тройного стука в последнюю раму, не открывать. Она приподняла краешек занавески. На дворе стояли двое. Один подошел к окну и, расставив локти, прижался к стеклу. Вера замерла.

— Темно, как у арапа в... Спит, стало быть.

— Стучи!

Забарабанили по раме, по стеклам.

— Значит, нет дома, — услышала Вера тот же хриплый голос.

— А куда же девка делась? Девка должна быть дома, — возразил другой.

— А он мог и с девкой уйти.

— Не мог. Дверь закрыта изнутри.

— У него щеколда. Он ее крюком открывает. Давай еще подождем. Садись.

Вера поняла — это враги. Застучали зубы, но через минуту она взяла себя в руки, лихорадочно обдумывала, как выбраться отсюда.

— Чего ж сидеть-то? А може, девка притаилась? — возразил другой. — Давай попробуем, може, и откроем...