Испытание Ричарда Феверела

— Это будет для него первой крупицей опыта, выращенного стариком-временем плода, вкус которого так не нравится молодости. А ведь ее-то он только и питает! Опыт! Помнишь замечательное сравнение Кольриджа[20]? Поздние сожаления? Ну, разумеется, всякая мудрость исполнена сожалений. Вот почему, друг мой, мудрецы так привержены музе Смеха. Если бы они занимались одними только высокими материями, они бы погибли. Что ни вечер, ты непременно встречаешь больших поэтов, проникновенных философов; они улыбаются, видя освещенные желтыми огнями, искривленные гримасами говорящие маски. Почему такое бывает? Да по той простой причине, что дома у них темно. Театр — это любимое развлечение для высоких умов. Потому-то он сейчас и в загоне. Мы живем в век ползучих мелких душонок, мой милый Остин! Как мне ненавистны все эти ханжеские разглагольствования о том, что это Век Труда — со всеми вашими Мортонами и пасторами Бронли; все вы отъявленные радикалы и низменные материалисты. Помнишь, как Дайпер Сендо говорит о вашем Веке Труда? Вот послушай:

Наш Век — погрязший в мелочахИ в умствованьях нудных!Наш Век — шипящий с пивом чанСредь сутолоки людной.Он сердцем сух, но сколько в нем

Благих посулов блуда!Кривлянье, ханжество, враньеИ спесь невесть откуда.На скакуне железном[21] взвит,Он на краю обрываКичиться Силой норовит,А Сильным — льстит трусливо.

Век квакеров[22], в мирской пылиЗачатых от Маммоны.Безумью Гамлета внемли!Зри чистогана троны!И Завтра — в чаще ивняка,В водоворотном шуме —

Офелией сквозь все векаГрядет, ополоумев.

Пробурчав: «Пусть твой пастор Бронли и держит за это ответ!», Адриен заложил ногу за ногу и улыбнулся. Вопрос о том, куда идет Век, был у них с Остином постоянным предметом спора.

— Мой пастор Бронли, как ты его называешь, на этот вопрос уже ответил, — сказал Остин. — Не уповать на лучшее, отчего, может быть, на радость тебе, и в самом деле Век сошел бы с ума, но делать это лучше. И он ответил и ответит твоему Дайперу Сендо, превзойдя его и в стихах так же, как он превзошел его в жизни.

— Тебе никак не понять всей глубины мысли Сендо. Вдумайся только в эти слова: «Офелией сквозь все века!» Разве Бронли, подобно десятку других властителей дум — кажется, именно так вы их называете, — не есть как раз тот самый метафизический Гамлет, который ввергает ее в безумие? Ей, несчастной, хочется стать его женой и рожать веселых деток, а милорд, ее возлюбленный, вопрошает бесконечность и обращает высокопарные слова свои к непостижимому.

— Семейную жизнь и веселых деток она получила бы вдосталь, если бы законы издавал Бронли, — со смехом сказал Остин. — Тебе просто надо с ним познакомиться. Скоро он приедет в Пуэр Холл, и ты увидишь, что такое человек нашего Века. Ну, а сейчас, прошу тебя, посоветуй, что мне делать с этими мальчишками.

— Ох, уж мне эти мальчишки! — Адриен только махнул рукой. — Так выходит, на мальчишках та же печать Века, что и на взрослых? Или нет? В таком случае, мальчишки лучше, чем мужчины: они — те же самые во все времена. Подумай только, Остин, они, оказывается, читали «Побег» Латюда[23]

. Я нашел эту книгу в комнате Ричи раскрытой, а под ней другая, с рассказом о Джонатане Уайлде[24]. Джонатан Уайлд умел хранить секреты своего ремесла и ничем с ними не поделился. И вот теперь они собираются сделать из мастера Тома Бейквела — Латюда. Он будет бастильским Бейквелом, хочет он этого или нет. Ну и пусть. Дайте жеребятам побегать на воле! Тут уж ничего не поделаешь.

Остается только наблюдать, иначе мы можем испортить всю игру.

Адриен всегда любил подкармливать капризного зверя, имя которому нетерпение, шутками — не очень-то подходящей пищей; даже Остину, терпеливейшему из людей, и то становилось трудно совладать с собою.

— Ты говоришь так, как будто Время принадлежит тебе одному, Адриен. В нашем распоряжении считанные часы. Шутки в сторону, надо заниматься делом. Сейчас ведь решается судьба мальчика.

— Решается судьба каждого из нас, милый мой Остин! — позевывая, протянул эпикуреец.

— Да, но мальчика этого поручили нам, в первую очередь тебе.

— Пока еще нет! Пока еще нет! — лениво протянул Адриен. — Когда он попадет в мои руки, я сумею его приструнить, со всеми неприятностями будет покончено. По песику — ошейник! Жеребенку — узда! Я ни за что не отвечаю сейчас.

— Если ты так думаешь, то не попал бы он в твои руки совсем другим.