Испытание временем

С тем же рвением я устремился творить комедии и драмы, писать так называемые производственные очерки. Давались они мне легко и весьма походили на многие подобные сочинения.

Чаще всего из-под моего пера выходили произведения, исполненные революционного энтузиазма, с благополучным началом и счастливым концом. Они свидетельствовали, что огни в сердцах рабочих с большой силой разгораются. Наряду с легким сочинительством среда и время подсказали мне тему первого рассказа. Верный привычной манере и своим убеждениям, я списал его с натуры.

Некоторые обстоятельства привели меня в небольшой городок Хмельник на Украине. Как и многие другие поселения прежней черты оседлости, он был замечателен своим шумным базаром, ежегодной ярмаркой и прославленным замком. Жители не без гордости рассказывали, что здесь некогда высилась окруженная с трех сторон Бугом крепость и турки выдерживали долгие осады украинских казаков. Твердыня со временем стала опорой украинцев против турок и поляков. Упраздненную крепость приобрел владетельный феодал, а после неудачной русско-японской войны ею владел адъютант генерала Стесселя. Этот взбалмошный помещик вздумал воздвигнуть здесь замок в стиле раннего средневековья. В короткий срок за высокой каменной стеной вокруг парка выросло гигантское строение с башнями и бойницами. В нем пережил свой позор разбитый под Порт-Артуром генерал Стессель, тут он умер и похоронен своим адъютантом.

После революции прежний замок стал сельскохозяйственным техникумом, и здесь я услышал от одного из учителей скорбную повесть, ставшую темой моего первого рассказа. Был тысяча девятьсот двадцать шестой год. Я привожу его целиком.

«МАТЬ»

Ее звали «Сура Мудрец». Это была маленькая сорокапятилетняя женщина с живыми чертами лица и неспокойными иссиня-черными глазами. Она всегда торопилась, говорила скороговоркой и, слушая, щурила глаза, точно жмурилась от яркого солнца. Мудрецом ее называли за умение улаживать житейские споры, разрешать нелады между супругами, родителями и детьми, давать советы торговцам, роженицам, брачащимся и больным. Она заменяла в местечке адвоката, доктора, акушерку и раввина.

Ей не платили за труды. Евреи принимали ее услуги как должное. В их глазах она была ниспослана богом для облегчения земных страданий людей. Как некогда пророки, она обходила дома евреев и собирала доброхотные даяния, принимала без благодарности, как награду за общественную службу.

Сура жила на краю местечка, у самой реки, в черном, покосившемся доме, крытом камышом. Сорок лет в этом просторном помещении был хедер, еврейские дети изучали здесь Библию и Талмуд у ее деда, отца, мужа и сына. На бурьяном поросшем дворе ребята резвились, подхлестывали кнутом юлу и воевали с помощью самодельных луков. Отец и муж Суры давно лежат на маленьком кладбище, она часто навещает их и не забывает оставить на могиле цадика записку с просьбой продлить жизнь ее любимого сына. Никто этого знать не должен, и она прячет записку под грудой выцветших бумажек, накопившихся за много лет.

Сына звали Нухимом. В те годы, когда он разучивал с детьми Библию в хедере, а по пятницам заливался нежными мелодиями праздничных молитв, к имени его почтительно прибавляли «реб», но с тех пор, как он распустил учеников и занялся бог весть чем, его зовут Нухим или «сумасшедший Нухим». Некоторые извлекли на свет божий его фамилию и с насмешкой называют «товарищ Дрейкоп».

Напрасно прежнего меламеда пытались вернуть на путь истинный синагогальный староста, кантор и раввин, члены общины, почтенные евреи, правнуки цадиков. Он был непреклонен. Никто толком не знал, чем занимается прежний меламед. Поговаривали, будто он злоупотребляет кабалой и по ночам связывается с потусторонним миром, ищет одну из семи тайн, известных только богу. Досужие люди пытались выведать у матери, над чем мудрит Нухим, — и тщетно. Сура вскидывала руки к небу и горько улыбалась.

— Откуда мне знать, разве он скажет? Боже, за какие грехи послал ты мне сына — разбойника и кровопийцу! Знал бы отец, что стало с его любимцем, — он перевернулся бы в гробу. Дедушка, да откроются пред ним врата рая, был набожным и честным евреем, отец — безгрешной душой, а он сущий сатана, петля на шее бедной матери. Я говорю ему: брось, больше того, что сделали наши цадики, ты не сделаешь, грешный человек, где тебе до чудес, — а он…

Евреи выражали ей свое сочувствие, внутренне довольные, что их дети не похожи на отступника Нухима.

Таинственная деятельность прежнего меламеда заинтересовала заведующего школой. В маленькой комнатке, тусклой и тесной, он увидел смущенного Нухима за столом, уставленным инструментом, коробочками с винтиками, колесиками, и рядом горестно плачущую мать.

Сколько местечковые проныры ни подглядывали, они ничего не узнали, потому что Сура была мудрее их. Завидев кого-нибудь у своих дверей, она с горькими причитаниями бросалась ему навстречу: