Испытания

— Завтра очень важное заседание, — торопливо и чуть смущенно сказал Вагранов. — Будет выступать секретарь ЦК партии товарищ Андреев. Поэтому Саша Косарев хотел посмотреть наш с тобой проект обращения сегодня. Я пошел… А яблоко ты все-таки съешь сама!..

«Наш с тобой!» — мысленно откликнулась Оля.

Сто раз она слышала выражение «как на крыльях», а теперь почувствовала, что оно означает. Шла по Александровскому саду — не бежала, шла, с наслаждением уплетала свое яблоко, но такая крылатость была в душе, что казалось Оле: летит она, прямо-таки летит!

Искрой решение, о котором Оля и не помышляла раньше. Не знала еще, как скажет ребятам…

Ребята и девчата не спали еще — сидели в красном уголке в обнимку вокруг Алешки — гармониста из большой токарной, пели песни. Вся съездовская делегация здесь.

— Ой, ребята, что я придумала! — с порога закричала Оля. — Завтра товарищ Андреев выступает. От ЦК ВКП(б). Если бы вся наша делегация, ну как подарок съезду комсомола и партии, сдала зачет по прыжкам с парашютной вышки! Она же рано открывается, чтобы осоавиахимовцы перед работой успевали… Давайте, а?

Стало тихо. Оле показалось, что ее слова упали неуклюжими бескрылыми комочками на щелястый пол красного уголка. Алешка картинно раздвинул гармонь и завел:

Думала, думала, думала, думала,Думала, думала я.А как надумала — все передумала.Лучше б не думала я!

Шурка Токарева из аппаратного внимательно смотрит на Олю.

— А ты первая прыгнешь? — спрашивает Шурка. Она прекрасно знает, что Оля не вступила ни в парашютный кружок, ни в планерный.

— Конечно!.. Ой, ребята, пойдемте, правда?!

И, не зная, какой аргумент поубедительней привести, Оля сказала самое честное:

— Мне это очень нужно лично!

Слово «лично» было таким, которое почти не употреблялось в их молодежной заводской среде. Инородное, даже как бы чуждое заводу слово. Может быть, именно поэтому оно подействовало.

— Ну если «лично»!.. — ошарашенно ахнул кто-то.

— Если «лично», значит, действительно надо! Пойдем, — подхватили остальные.

С парашютной вышки в ЦПКиО Оля прыгнула первая. И на всю жизнь запомнила этот прыжок. Край площадки, с которого надо столкнуть себя в пропасть. Взрыв страха, мгновенно заслоненный взрывом решимости. Секунда смерти — конвульсивно растопыренные пальцы рук и ног (чувствуешь сквозь ботинки), искаженная физиономия (чувствуешь так, словно видишь себя). И спасение! Подхваченная стропами и еще вся дрожа от напряжения, неслышно возвращаешься к стоящим внизу.

Прыгнули все, кроме Вячеслава Пылаева. Шурка Токарева даже два раза. А Пылаев объяснил, что гораздо важнее его личного прыжка заметка, которую он напишет о том, как делегация области прыгнула, и которую сегодня же он пошлет по почте в заводскую многотиражку. Он добавил, что, может быть, даже напишет стихи.

В трамвае по дороге к Охотному ряду и шагая через Александровский сад, возбужденно галдели — сочиняли рапорт. Кто-то предусмотрительно захватил лист хорошей бумаги. Писали уже в Большом Кремлевском.

Хотя время у них было — утреннее заседание еще не началось, — рапорт получился короткий:

«…Совершили прыжок с парашютной вышки в честь X съезда комсомола и впредь клянемся воспитывать в себе смелость и железную волю».

Кроме этого сдержанного рапорта, у Оли был еще и другой: ей хотелось рассказать Андрею Вагранову, что она все-таки смогла столкнуть себя с площадки, и что она совершила прыжок собственно для него, и что она сможет еще многое другое сделать в жизни… Даже как, например, Дуся Виноградова, знаменитая ткачиха с вичугской фабрики имени Ногина, которая выступала позавчера. Она очень здорово рассказала, как добивалась своего: после окончания ФЗУ работала на 16 станках, а сейчас на 216. И в отношении выработки характера тоже можно всего добиться, думала Оля: заставить себя сделать то, что страшно не вообще, а именно тебе страшно, — допустим, прыгнуть с парашютной вышки или выступить против того же Вячеслава Пылаева на комсомольском собрании, зная, что он уж как-нибудь да отомстит. И в конце концов войдет в привычку не бояться ничего!

Все это Оля хотела сказать, но, протянув Андрею листок с рапортом для передачи в президиум съезда, она пробормотала только:

— Мы все прыгали… Кроме одного, который сказал, что лучше напишет про это стихи.

Улыбнулся. И Оле показалось, что синие глаза прямо-таки заглянули в нее:

— Было страшно?

— Да.

— Пойдем слушать товарища Андреева. Я тебя ждал.

«Я тебя ждал!» — мысленно откликнулась Оля.

Они сели рядом. И Оля стала записывать то, что записывал Андрей Вагранов: теперь она сможет еще лучше узнать своего товарища, понять, что он считает наиболее важным, что он берет на заметку, хочет запомнить. Он записал, и Оля записала: «Нам надо обязательно ликвидировать неграмотность и малограмотность — эту основу невежества и некультурности, и тогда мы пойдем вперед еще гораздо быстрее».