Испытания

Нет, Оля не могла согласиться с ним! Может быть, тот, кто совершал на низких высотах горки и петли, делал это потому, что иначе не мог вытащить любовь из своей души? А про панический страх перед серьезным изучением техники оратор сказал просто для красного словца. Перед высшим пилотажем иди, допустим, перед парашютными прыжками может быть панический страх. Не перед изучением техники!..

В дальней двери зала показался белый свитер. Он! Оля кинулась к нему. Прокатилась по паркету, как по ледяной дорожке Александровского сада. Нарочно раскатилась так, чтобы Андрей раскинул руки и удержал.

И он раскинул руки, и Оле показалось, что белый свитер обжег ей плечи, что уже и нет ее совсем — только огонь. Но Андрей Вагранов тут же отпустил ее и не рассмеялся, а сказал укоризненно:

— Катаешься как маленькая по паркету и не слышала, что комсомол похвалили за очень серьезную, политически важную работу по воспитанию у молодежи чувства советского патриотизма, чувства героизма, отваги!

Щеки у Оли горели и от стыда, и от счастья. От стыда — потому что она, трусиха, не хотела заниматься парашютным и планерным спортом. От счастья — потому что юноша в белом свитере, Андрей Вагранов, заметил ее отсутствие в зале.

— Ты умеешь стенографировать? — неожиданно спросил он.

Оля не умела. И лгать она тоже не умела. Но огонь, поглотивший ее, все умел и распоряжался по-своему всем Олиным существом.

— Я умею стенографировать, — солгала она.

— Меня вызывают в редакционную комиссию, а сейчас будет выступать товарищ Ярославский. Запиши поточнее самое важное, мне, может быть, сразу же понадобится для работы над проектом Обращения к бойцам Красной Армии.

Он быстро ушел, а Оля бросилась в зал и села на его место — его ряд был ближе Олиного к-трибуне. Неправдоподобно, но Оля была уверена, что умеет стенографировать. Ну, во всяком случае, почти стенографировать, то есть умеет очень быстро записывать самое важное.

И хотя получалось, что надо записывать прямо-таки все, Оля каким-то чудом успела записать довольно много. Товарищ Ярославский напомнил о значении ленинского призыва «Учиться, учиться и еще раз учиться» и вообще о значении выступления Владимира Ильича Ленина на III съезде комсомола. Товарищ Ярославский говорил, что надо больше читать классиков марксизма-ленинизма, а также критиковал комсомол за то, что «художественных школ очень мало, их почти нет». Про художественные школы Оля записала, хотя не поняла — при чем тут комсомол?

И вдруг Оле показалось, что самое-самое важное значение товарищ Ярославский вкладывает в заключительные слова своей речи:

— Перед вами вовсе не гладкий и ровный путь завершения великого нашего дела. Нам еще предстоят бои. На нас еще могут напасть, нам могут помешать в этом великом нашем мировом историческом деле. К этим грядущим боям надо готовиться упорно, настойчиво. Надо помнить, что нам придется сразиться с врагом сильным, хитрым, ловким, идущим на все, потому что он теряет все.

Следующего оратора — от Сибирской области — Оля не дослушала, потому что получила записку с просьбой выйти в фойе. Конечно, она сразу догадалась, от кого записка. И вышла сразу же, прямо в середине речи, неважно, кто что подумает, главное — он ждет.

Спросил:

— Записала?

Улыбнулся:

— Расшифровывать тебе, конечно, не надо!..

Он догадался, что Оля не умеет стенографировать!

Они оба рассмеялись.

— А я услышал важную вещь про твою техучебу, — значительно сказал он. — В речи сибиряка. О том, что общее и техническое образование молодежи — главное в нашей воспитательной работе. Я услышал, потому что как раз заглянул в зал. Понимаешь, техническая учеба… Но мне сейчас некогда тебе объяснять. На возьми копию Обращения съезда ко всем кадрам Красной Армии, прочитай и подумай сама, а я вернусь через несколько минут.

К Андрею Вагранову подошли несколько человек, одного Оля узнала — тот самый партиец в гимнастерке с орденом, который хотел, чтобы проект обращения был прочитан свежим глазом. Переговариваясь оживленным полушепотом, кажется, споря о чем-то, они все вместе скрылись за дверью, возле которой стоял часовой. А Оля глядела на строчки проекта обращения, и ей казалось, что они звучат как гулкий, великий набат любви, что в них сверкают ее, Олины, впервые на земле найденные слова:

«…Шлем пламенный привет непоколебимому защитнику советской земли, нашей родной и горячо любимой красе и гордости советского народа… Каждый из нас гордится тобой, твоей отвагой, мужеством, сознательностью и дисциплинированностью… Каждый клянется, что не испугается смерти, идя с тобой…»

Да, да, именно так! Ничего не могла изменить Оля в этом проекте обращения.

— Все так, как я сама думаю, ничего не надо переписывать! — сказала Оля, когда Андрей вернулся.