Испытательный пробег

— За каждый пришлось заплатить по двадцать пять тысяч долларов. И это еще по дешевке, — сказал Лихачев. — Торговались, как на Сухаревке. Если б не кризис, не продали бы ни в жизнь, товарищ Серго.

— Красивые машины, — сказал нарком.

«Красивые», — согласился Яковлев, обернулся к Кузяеву:

— Петр Платонович, а и в самом деле по двадцать пять тысяч отдали? В долларах?

— Точно. Дошлый директор, его не проведешь. Копейку считать умеет.

А потом был термический цех и кузница. В голове у Яковлева вертелось все, как на том «глиссоне»: «Это ж какую махину развернули! Это же сколько нагнали техники, сколько металла кругом».

— Оборудование у вас прекрасное, — говорил нарком. — Теперь только работать. Чего еще не хватает? А?

— Нам бы, товарищ Серго, Бондарева на завод заполучить.

— Бондарева? У Бондарева другие дела. И не менее, а, может даже, более важные, чем у тебя. Он сельскохозяйственные машины строит.

— Ему автомобили строить надо. Большой спец. Очень нам нужен. Перевод бы в Москву организовать. Как он здесь нужен!

— Согласится ли?

— Уломаем.

— Уламывай. Я возражать… не стану, да.

— Спасибо, товарищ Серго! За Бондарева всем заводом благодарим.

Из кузницы дорога вела в холоднопрессовый цех, где двумя рядами вдоль центрального прохода стояли выкрашенные шаровой краской ковочные машины, а там печи, прессы, и за все-все золотом плачено. А потом был рамный цех и рессорный, сплошь конвейерный, и Афанасий Ильич услышал, как нарком спросил директора:

— Срок выдержите? Все у тебя красиво, Иван, а грузовиков-то еще нет? — Достал пачку папирос, протянул всем. — Угощайтесь, товарищи. — Сам закурил. Выпустил струйку дыма голубую на просвет. — А ясновидцы за рубежом считают, что не получится у большевиков завода.

— Пускай себе, — сказал директор.

И вдруг, с чего бы это, Афанасий Ильич заволновался, почувствовал нытье в груди — а если и в самый раз не выйдет у них автомобиля? Не оживет завод, не примет единое движение? По уму-то так бы и надо, решил Яковлев, но стало обидно: сколько ж труда вложено! Леший с ними, с большевиками, чем хуже, тем лучше, но только пусть завод они отладят, а споткнутся на чем другом.

С завода вышли молча. Ноги гудели от усталости, и было в голове смятение. У трамвайной остановки попрощался с Кузяевым.

— Бывай здоров.

— Да завтрева, — сказал Петр Платонович, и всю дорогу до Сокольников, трясясь в трамвае на задней забитой площадке, Афанасий Ильич терзался, не понимая, что же происходит на белом свете, какие ценности в ходу и что по чем. Шиллера вспомнил, немецкого писателя, Аглая рассказывала: «Любовь и голод правят миром». Какой голод? К чему любовь? Нравится людям руководить. Волна пошла. Пристрастие времени — руководить. «Кто был никем, тот станет всем!» Добились-таки…

Завод после реконструкции пускали 1 октября. С утра развесили по слободе красные флаги. «Мы свой, мы новый мир построим…» — гремели трубы. Из томильных печей пошел на главный конвейер ковкий чугун. Рамная пришла в движение, рессорная… На испытательных стендах взревели, захлебываясь в бензиновой ярости, задрожали автомобильные моторы, выбрасывая в коллекторы горячее дыхание, запах будущих дорог. В Зале ударника состоялось торжественное заседание. Лихачев говорил речь, пальцем стучал по микрофону, что-то там не контачило у радистов. «Слышите меня, товарищи?» — «Слышим, директор, говори своим голосом…» Во всех газетах печатали приветствия и портреты передовиков. Все театры и кинотеатры Москвы два дня работали только на ударников АМО. Всем выдали по два билета и талоны на усиленное питание.

— Товарищи, — говорил Лихачев, отставив в сторону хрипящий микрофон. — Товарищи, весь наш новый АМО пронизан конвейерами. Автомобиль идет к своему рождению многими потоками, и только стены завода неподвижны. Внутри же все бежит! Абсолютное торжество методического, ровного, рационального движения. Автомобиль — гений быстроты, поглощает пространство, еще не родившись. Став на колеса, он только продолжает конвейерный бег…

И вдруг на третий или на пятый день после пуска в Москву пришло письмо в длинном голубом конверте. Свалилось как снег на голову, нежданно-негаданно, будто тихой тенью накрыло из другого мира, пропахшего нафталином и подмышками давно ушедшего, погибшего.

«Милостивый государь, господин редактор! — было написано на тонком листке. — В числе последних достижений большевики рекламируют открытие ими нового автомобильного завода АМО в Москве. Это открытие они обставляют с большим шумом.

Для восстановления истины довожу до сведения газеты, что автомобильный завод АМО был построен в 1916–1917 годах группой москвичей, оборудован американскими машинами, снабжен материалами для постройки Тысячи грузовых и легковых автомобилей типа «фиат». Был приглашен лучший технический персонал и приступлено к началу работы по изготовлению автомобилей.